Три мести Киоре 2 (СИ)

А Киоре смеялась и плакала… Контролировать приступы не выходило, они одолевали ее, нападали роем воспоминаний, и отбиться от них не получалось. В своих видениях она в алом платье убивала Дорана у алтаря, раздирая ему шею ногтями. В своих видениях она выходила замуж за первосвященника, чтобы одурманить его и сбросить со скалы. В ее видениях властвовали черные, безумные глаза и пел соловей, бивший крыльями о прутья решетки, ломавший их. Обрывались видения всякий раз одинаково: в голове вспыхивала огнем руна кузнеца, и она проваливалась в реальность, неизменно находя себя на полу между сиденьями, вцепившейся в обивку.

Увидев Дорана, наводившего на нее револьвер, Киоре уже знала: неправда. Покорно вздохнув, не стала в панике убегать, только подняла на фантома равнодушный взгляд.

— Так я прав? Ты не любила меня? — спрашивал он, четко, твердо, с выверенными паузами между вопросами, как будто лекарь отмерял безнадежно больному пациенту капли микстур. — Лгала. Обманывала. Ради мести? Когда-нибудь ты была искренней? Нет… Ты, как Эши, соткана из лжи. Ты можешь только врать!

Доран Хайдрейк никогда не опускался до столь патетичных монологов, и уж тем более никогда его рука не дрогнула бы перед выстрелом в предателя. Пуля вонзилась в землю у самой туфельки, а Киоре даже не шелохнулась. Прикрываясь маской герцога, используя его голос и образ, с ней говорили страхи. Ей оставалось только смеяться и плакать, утирая слезы в ожидании вспышки спасительного пламени.

Руна загорелась, вырывая ее из тьмы подсознания.

Киоре разжала пальцы, отметив, что как-то придется объяснять старой графине испорченную обивку. Она медленно села, разгладила юбку и, прислушавшись, с удивлением выглянула в окошко: цокот копыт по булыжнику ни с чем не спутать! Она вернулась в Тоноль.

Серые домишки столицы набросили на Киоре покрывало тоски. Люди, как и прежде, спешили по делам и, может быть, даже те же самые. Пробки. Шум. Гомон. Брюзжание. Свист кнутов. Ржание лошадей. Брань. Отдельные звуки сплетались в единую канву суматохи и сумасшествия. Столица разинула пасть и заглотила еще одних путников, которые не смогли вырваться из ее утробы, вернулись, и Киоре ощутила прилив сил: вся атмосфера города с затхлыми улицами заставляла собраться, сжаться подобно пружине, чтобы работать на износ. И это так бодрило!

Ее небольшой домик стоял на той же улице, также неаккуратно были пострижены кусты вокруг него. Также курил мальчишка-газетчик самокрутку, прислонившись к фонарю. Она вышла из кареты, чуть не начав по привычке хромать. Тари мгновенно распахнула дверь, как будто знала, как будто чувствовала, и ее лицо озарила счастливая улыбка.

— Я вернулась, — кивнула Киоре, закрывая дверь в дом. — Надеюсь, тебе никто не докучал? — служанка нахмурилась: если и докучал кто, так она не помнила…

И понеслась, закрутилась фальшивая жизнь, в которой она не имела права оступиться.

Стоило ей вымыться, одеться и поправить грим, как прибыла старая графиня.

— Пройдись! — приказала она, и Киоре подчинилась. — Это чудо, это истинное чудо! Я даже не верю своим глазам! Ниира, дорогая, как я за тебя рада! Как рада!.. Ты заслужила это чудо! Ох, Тари, принеси мне нюхательную соль!

Покачнувшись, старая графиня привалилась к стене, а из глаз ее капали мелкие слезы, которые она смахивала самым кончиком пальца, чтобы не размазать косметику.

Нюхательная соль пригодилась и Афранье, прибывшей следом.

— Ниира! — взвизгнула она. — Потрясающе! Как я за тебя рада! О, эта весть прогремит на весь свет!

Единственный, кто не спешил к ней — жених. Он прислал со старым слугой открытку, в которой приглашал на званый вечер в императорский дворец.

Поздним вечером, проводив и старую графиню, и Афранью, Киоре заметила на столике в коридоре конверт.

— Тари?.. — она указала на находку, и служанка качнула головой.

Обратного адреса на конверте не было, как не было вообще никаких пометок — на капле сургуча никто не оставил оттиска печати.

Киоре вскрыла послание и рассмеялась: маленький листок сообщал, что первосвященник ждет ее в собственном доме как можно скорее, чтобы поговорить о спасении души, ведь он все-таки невольно уловил слухи о падении баронеты, и это не могло его не расстраивать. Продравшись сквозь витиеватые выражения, больше пышные и помпезные, нежели полезные, Киоре усмехнулась.

Центр круга, внутри которого она бежала, приближался.

Поднявшись в спальню и переодевшись ко сну, она принюхалась: запахло степью, и воздух возле окна дрогнул, чтобы из марева на пол рухнула Мешагиль.

— Ох… — простонала она, потирая бок и садясь на пятки. — Ненавижу ходить путями Силы!

— Или же ты просто слаба, чтобы ими пользоваться, — пожала плечами Киоре: в конце концов сила провидцев заключена в другом. — Зачем ты здесь?

— Я почувствовала твою боль, — и глаза колдуньи заволокла знакомая пелена, означавшая, что она видела. — Сильную. Голодную.

— Голодная боль? — заинтересовалась Киоре, присев на кровать. — Любите вы образность, — уже мягче улыбнулась, гадая, что почувствовала Мешагиль.