Три метра над небом. Я хочу тебя

— Потом сообщит в полицию. Да не волнуйся ты, я же ее уже нашел, правда?

Джин смеется и качает головой.

— Жаль твоего брата. Представляю, какая ему ночка предстоит.

— Он и понятия не имеет, из скольких ситуаций я его выручал.

На миг я вспоминаю маму. Мне хочется рассказать ей… Но этот вечер принадлежит только нам двоим. И никому больше.

— О чем думаешь?

— Что я голоден… Пойдем!

И, взяв за руку, я тяну ее прочь. У «Анджел» — аперитив: «Мартини» со льдом для обоих. Лед с лимоном, смешанные в шейкере, а-ля Джеймс Бонд: на пустой желудок — это мечта. Джин рассказывает мне веселые истории из своей жизни, про подруг и Эле, о том, как они познакомились, про все ссоры и сцены ревности. Потом я беру ее под руку и, мимоходом здороваясь с типом с серьгой в ухе, который, судя по всему, меня знает, увлекаю ее в туалет.

— Эй, что ты надумал? Мне кажется, момент неподходящий, а?

— Да нет, смотри… — протягиваю ей двадцать чентезимов, или может пятьдесят, в общем, один евро или два, я даже не вижу точно. Кладу их ей в руку. И думаю о том марокканце со стоянки — как я вернусь и скажу ему, что денег у меня не осталось. — Смотри, это колодец желаний, видишь, сколько денег на дне?

Джин смотрит вниз: там, в этом туалете, устроено что-то наподобие колодца, освещенного желто-голубым светом, падающим на белые и коричневые стены.

— Давай… ты загадал?

Улыбнувшись, она поворачивается спиной и, загадав желание, бросает монетку. Я бросаю монетку вслед за ней. Сделав несколько зигзагов, монета исчезает в воде и занимает свое место среди тысячи чьих-то мечтаний и надежд. Как знать, может, какие-то из них уже осуществились.

Я оставляю пятнадцать евро на столе, и вот мы уже на улице. Вижу Анджело, он здоровается.

— Чао, Стэп, сколько лет, сколько зим…

— Да-да. Я зайду как-нибудь.

Насколько я помню, его зовут Пьер Анджело, он продавал иностранцам какие-то странные картины на пьяцца Навона, невероятную мазню по еще более невероятной цене — немцам, японцам, американцам, сопровождая свои шедевры объяснениями на не совсем правильном английском. С помощью такого надувательства смог купить себе это заведение — «Анджел».

— Ну что, вечер закончился?

— Не волнуйся… я понял, ты не хочешь меня утомлять.

Я хватаю Джин и забрасываю себе на плечи.

— Не надо, что ты делаешь?

Она смеется и пытается бить меня, но делает это без злости.

— Я тебя понесу… так ты хоть вопросы перестанешь задавать.

— Хватит, опусти меня на землю!

Мы проходим мимо компании парней и девушек, они смотрят на нас: первые — озадаченно, вторые — с завистью. Я прочитал это на их лицах. А мы идем дальше.

Вот узкая улочка, здесь я останавливаюсь.

— Теперь можешь слезать. Здесь у нас будет аперитив с сыром и вином.

Джин одергивает курточку и майку, которая задралась кверху и обнажила животик, мягкий, но аккуратный, без всяких там пирсингов в пупке, — естественный и кругленький.

— Что ты там разглядываешь? Живот — это не самая лучшая часть моего тела.

Смущение ей к лицу.

— Ты хочешь сказать, у тебя есть что-то более прекрасное?

Джин фыркает.

— Я заинтригован, намагничен, возбужден и…

— Ясно, ясно, я поняла.

Мы садимся за первый столик, и я делаю заказ черному официанту французского происхождения, повязанному белым передником.

— Нам кислого выдержанного козьего сыра и два бокала «Траминера».

Официант кивает, а мне остается надеяться, что он понял правильно.

— Где это ты вычитал про «Траминер» и козий сыр? Тебе это брат подсказал?

— Вот язва. Нет, должен тебя огорчить: я прошел курс с французским сомелье. Если быть точным, это была женщина. В Эперне, в Шампани. На ней были серые дымчатые чулки. Тончайшие, на резинках. Хочешь другие подробности?

Джин нетерпеливо фыркает.

— Нет, спасибо, дальше понятно: ты был заинтригован, намагничен, возбужден…

Официант ставит перед ней блюдо:

— Вуаля.

Он принес нам козий сыр и холодный «Траминер». Удивительно: этим он не ограничился.

— Я принес вам еще цветочный мед…

— Спасибо.

Здорово, когда человек любит свою работу. И нет ничего приятнее, чем смотреть на девушку, которая с удовольствием ест. Как Джин. Улыбаясь, она намазывает мед на еще теплый хлеб, сверху кладет кусочек сыра и откусывает, медленно, но решительно. А другую ладонь держит снизу, чтобы не упали на стол неосторожные крошки. Потом она касается ладони кончиками пальцев и ссыпает крошки в тарелку, берет бокал с «Траминер» и пьет маленькими глотками. Она само совершенство, клянусь. Мелкие стычки… даже не знаю, какой в них был смысл… Но на самом деле… я знаю. «Траминер» холодный и пьется легко, оставляя особое послевкусие. Холодный. Один бокал за другим. Да. Я знаю. Она совершенна. И потому что я думаю, потому что обманываю себя этими «я знаю, я не знаю», я понимаю, что слегка пьян. Я жду, пока она допьет, кладу деньги на стол и хватаю ее в охапку.

— Пойдем, пойдем.

— Но куда?

— Теперь — в совершенно особое место.