Три метра над небом. Трижды ты

– Ничего страшного. – И она его выпивает, посматривая из-за стекла. Я хорошо знаю этот взгляд. – Я так счастлива тебя видеть.

– И я тоже, – почти непроизвольно отвечаю я.

Она выпивает шампанское залпом, а потом ставит бокал на подоконник.

– Как же мне нравится эта песня! Пойду танцевать. Ты смотришь на меня, Стэп? Я только немного попрыгаю, и потом мы уйдем отсюда вместе. Подожди меня, пожалуйста…

И она целует меня в щеку – но так пылко, что касается и губ. И убегает. Было ли это случайностью? Она танцует среди людей, кружится с закрытыми глазами… Оставшись на середине площадки одна, она поднимает руки к небу и громко, во весь голос, поет песню «Просто» группы «Абсолютный ноль». Я тоже допиваю шампанское и ставлю мой бокал рядом с ее. Мне бы хотелось уйти. Да, я сейчас уйду, исчезну… Может, она и обидится, но так будет лучше. Но я не успеваю даже пошевелиться, как она стискивает мне руку.

– Какая красивая эта песня… «…Страсть, которая остается… просто не забывай… на-на-на-на! Просто, как встретиться, потерять друг друга, снова найти, любить, расстаться… Может, могло быть и лучше… Просто».

Она меня обнимает, крепко ко мне прижимается и почти шепчет: «Как будто ее написали для нас». – И замолкает в моих объятиях, но я не знаю, что делать и что сказать. В чем дело, Баби? Что происходит?

Баби берет меня за руку и уводит с почти закончившейся вечеринки, из этого особняка, мимо лужайки, аллеи, ворот. Уводит в свою машину, в ночь. Мы любили друг друга так, словно мы встретились снова, словно с этого времени уже больше ничего не могло измениться. Как будто это было знаком судьбы и вечеринка должна была стать памятной датой, причиной, воссоединением. Начинается дождь, и она вытаскивает меня из машины. Ее блузка уже расстегнута, она хочет заняться любовью под дождем. Она не противится ни ласкам струящейся воды, ни тому, как я целую ее мокрые соски. Под юбкой у нее ничего нет. Она чувственная, дерзкая, страстная… Я позволяю ей быть главной. Баби садится на меня верхом, сильно меня сжимает, стискивает меня, и я теряю всякий контроль. Она шепчет: «Еще, еще, еще», и кончает только после меня. Она падает на меня и нежно целует – тут-то я и чувствую вину. Джин… Когда мы вернулись в машину, она произнесла слова, которые были для меня острее ножа:

– Через несколько месяцев я выхожу замуж.

И вот это мне сказала Баби, еще горячая от нас обоих, от моих поцелуев, от моей любви, от наших вздохов.

– Через несколько месяцев я выхожу замуж.

Словно ее заклинило.

– Через несколько месяцев я выхожу замуж.

Это был всего лишь миг, но у меня сжалось сердце, у меня перехватило дыхание.

– Через несколько месяцев я выхожу замуж.

В тот вечер мне показалось, что все кончено. Я почувствовал себя грязным, глупым, виноватым. Поэтому и решил сказать правду Джин. Я попросил у нее прощения, потому что хотел вычеркнуть из своей жизни и Баби, и даже этого Стэпа, пьяного от рома и от нее. Но существует ли прощение для любви?

– Ты пытаешься понять, когда это произошло?

Голос Баби переносит меня в настоящее.

– Не думаю, что могут быть какие-то сомнения; это невозможно перепутать. Все произошло в последний раз, когда мы с тобой виделись. Когда мы встретились на той вечеринке.

Она смотрит на меня лукаво, словно она снова стала тогдашней девчонкой. Почти мучительно отвести от нее глаза, но я должен их отвести, должен.

– Я был пьян.

– Да, правда. Может, именно поэтому твои поцелуи казались особенно страстными. Ты себя совсем не контролировал. – Она делает паузу. – Это случилось в тот вечер. – Она говорит это с полуулыбкой, надеясь разделить со мной эту уверенность. Если бы только потом, сразу же, она не добавила нечто жестокое. Баби опускает глаза, как если бы ей было легче говорить, обращаясь к земле, к этому глухому гравию у нас под ногами. И начинает странную исповедь. – Я знала, что так или иначе ты остался во мне, или что в любом случае что-то произошло, что-то потерялось… или нашлось. Но если бы ты меня не отпустил, то, я уверена, моя жизнь изменилась бы. Я изменила бы свой выбор, отказавшись от решения, которое приняла. Страсть – это совсем не то, что повседневная жизнь. Моя мама мне так всегда и говорила: через несколько лет остается все, кроме страсти. Ты помнишь, сколько мы с тобой в последнее время ссорились? Мы набирались опыта – но по-разному.

И правда, мы часто ссорились. Я ее уже не узнавал; я боялся ее потерять и не знал, как удержать ее. Те волны, которые сбили нас с ног, теперь били нас о все более непрочную, зыбкую землю. По крайней мере, так это чувствовал я.