Три метра над небом

– Но можно же продиктовать кому-то, а уж он напишет, – запрокидывает голову Баби, улыбаясь ему в ответ.

– Ну да, ну да… а почему ты ничего такого не пишешь, мне кажется, это как раз в твоем стиле.

На колонне перед ними другая надпись: «У Кати жопа лучше всех в Европе». «Кроме одной» – дописано в скобочках. Стэп улыбается.

– Эта надпись куда честнее. Потому что кроме одной – это кроме твоей.

– Не люблю такие шутки.

– Хорошо, я больше не буду, – пытается обнять ее Стэп. Баби уворачивается. – Не веришь? Честное слово.

– Ладно… а если не сдержишь слово, я тебя побью!

39

– Джервази!

Баби поднимается. Джаччи пристально смотрит на нее и улыбается.

– Идите, идите сюда.

Баби выходит из-за парты. Да, ей не просто почудилось. По истории ее уже спрашивали. Джаччи имеет на нее зуб.

– И дневник, дневник с собой прихватите.

Эти слова поражают ее в самое сердце. Она почти теряет сознание. Класс завертелся. Баби смотрит на Паллину. Та тоже побледнела. Сжимая в руках ставший неожиданно тяжелым, почти неподъемным, дневник, Баби подходит к кафедре. Зачем Джаччи дневник? Нечистая совесть не подсказывает ей ничего. Вдруг – лучик надежды. Может, она хочет проверить, подписано ли замечание? Она хватается за эту соломинку, за безумную надежду. Кладет дневник на кафедру.

Джаччи открывает его, сверля Баби глазами.

– Вас вчера не было в школе, так?

Последний проблеск надежды гаснет.

– Так.

– И почему же?

– Я плохо себя чувствовала.

Сейчас она чувствует себя отвратительно. Джаччи приближается к странице освобождений. Находит последнее – улику в деле.

– А это подпись вашей матери, так?

Джаччи подносит дневник к глазам. Баби смотрит на попытку подделки. Вдруг она кажется ей безумно фальшивой, невероятно жалкой и откровенно притворной. Жалобное «да» слетает с ее онемевших губ.

– Странно. Я недавно говорила по телефону с вашей матерью – она вообще не знает о том, что вы отсутствовали. Не говоря уж о том, что она что-то подписывала. Она сейчас придет в школу. Надо сказать, она отнюдь не в восторге. Прощайтесь со школой, Джервази. Вас исключат. Поддельная подпись, если о ней сообщают куда следует, как я, – обойдется вам в отстранение от занятий. Жаль, Джервази, очень жаль – вы могли получить неплохие оценки на экзаменах. Теперь только на будущий год. Возьмите.

Баби забирает дневник. Теперь он кажется неожиданно легким. Все вокруг становится другим – то, как она движется, как идет. Она как будто повисла в воздухе. Она ловит взгляды соучениц в повисшей тишине.

– На этот раз – ошиблись вы!

Дальше она помнит плохо. Какая-то комната с деревянными скамейками. Крики матери. Приходят Джаччи с директором. Ее выставляют за дверь. О чем-то долго спорят, пока она ждет в коридоре. Где-то в глубине коридора проходит монахиня. Они обмениваются хмурыми взглядами. Позже выходит ее мать. Тащит ее за руку к выходу. Она в ярости.

– Мама, меня выгонят?

– Нет, завтра утром пойдешь в школу. Есть выход, но сначала надо спросить у отца, согласен ли он.

Что это за выход, если маме надо спросить согласия папы? После обеда до нее вдруг доходит. Дело в деньгах. Им придется заплатить. Прелесть частных школ в том, что все можно легко решить. Вопрос лишь в сумме.

Даниела с телефоном в руках входит в комнату.

– Держи, это тебя.

Баби спала, измученная событиями.

– Алло?

– Привет, поедешь со мной? – Это Стэп. Баби садится на кровати. Теперь она окончательно проснулась.

– Я бы с радостью, но не могу.

– Ну перестань, махнем в «Парназо» или в «Пантеон». Я угощу тебя кофейным мороженым со сливками в «Золотой чашке». Ты пробовала? Это просто сказка.

– Я наказана.

– Что, опять? Еще не все?

– Вообще все, но сегодня учительница поймала меня на фальшивой подписи, в общем, начался скандал… Она на меня зуб точит. Донесла директору. Меня хотели оставить на второй год. Но мама их всех построила.

– Ну и мать у тебя! Тот еще норов. Всегда добивается, чего хочет.

– Ну, не все так радужно. Ей придется заплатить.

– И сколько?

– Пять тысяч евро. Как бы в дар.

– Вот блядь! Ни хрена себе благотворительность! – Стэп аж присвистнул. Повисает смущенное молчание. – Алло, Баби?

– Я тут.

– Я думал, разъединилось.

– Нет, я думала об этой училке, о Джаччи. Боюсь, что скандал на этом не кончится. Я ее осудила перед классом, и она хочет, чтобы я за все заплатила!

– Это кроме пяти тысяч евро?

– Это-то мама отбашляет, понятно… это как бы подарок. А она отыграется на мне. Вот ведь жопа! У меня были такие хорошие оценки, что экзамены просто тьфу!

– Так ты совсем не можешь приехать?

– Ты шутишь? Позвонит мама, не найдет меня – та-акое начнется!

– Хорошо, тогда я приеду к тебе. Баби смотрит на часы. Почти пять. Раффаэлла обычно возвращается куда позднее.

– Хорошо, приезжай. Чаем напою.

– А пива не найдется?

– В пять часов?

– Нет ничего лучше пива в пять часов, а английские обычаи я терпеть не могу, – и кладет трубку.

Баби соскакивает с кровати, влезает в туфли.

– Дани, я сбегаю за продуктами. Тебе ничего не надо?

– Нет, не надо. Что, Стэп придет?

– Ну, я побежала.