Три мгновения грешного лета

– Думаю, из этой тарабарщины вы мало что поймете.

Светлана неопределенно пожала плечами, что должно было означать: почитаем, увидим.

– Ладно, хватит обсуждать эти темы, надо работать.

Срок сдачи рукописи нам никто не собирается переносить.

Глава 4

Перед самым окончанием рабочего дня позвонила дочь. Событие было экстраординарное, Светлана меньше бы удивилась, если бы на другом конце провода услышала голос не Маши, а президента страны. Ей сразу же стало как-то неспокойно. Что-то случилось, иначе бы дочь еще могла год не вспоминать о существовании матери.

– Что-то произошло? – сразу же спросила Светлана.

– А что могло произойти, ничего не произошло. У тебя всегда так, если я позвоню, то ты непременно считаешь, что случилась катастрофа, – довольно грубо ответила Маша. – Ты можешь приехать ко мне? – вдруг без всякой логической связи с только что сказанном спросила она.

Грубый тон дочери не удивил Светлану, с некоторых пор она по-другому разговаривала с ней редко. Эти перемены начались вскоре после ее замужества. Сначала Светлана возмущалась, негодовала, делала ей замечания, стыдила. Но все это приводило лишь к обратному эффекту, Маша либо прекращала общаться с ней совсем, либо делала это еще грубей. В конце концов, ей ничего не оставалась делать, кроме как смириться. Иначе их контакты, как провода после урагана, могли бы оборваться совсем.

Новые отношения с дочерью, долго были для нее самым настоящим потрясением. Она никак не могла уразуметь, что случилось с этой милой, нежной девочкой, какой бес вселился в ее тело? Повинен ли в подобных переменах ее брак, или он только выявил то, что было до определенной поры скрыто от чужих глаз, Светлана определить не могла. Сначала она полагала, что это происходит под непосредственным влиянием мужа, но потом увидела, что, скорее всего, он тут ни при чем. По отношению к ней он вел себя вполне корректно, даже пытался, правда, без большого успеха, установить между ними более тесные контакты. И Светлане даже казалось, что он втайне симпатизирует ей. По крайней мере, в тех редких случаях, когда они оставались одни, их беседы носили дружеский и непринужденный характер. Но, скорее всего, именно дочь явилась тем препятствием, что помешало их сближению. В присутствии своей жены Клод сразу становился каким-то скованным.

И потому Светлана почти уже не сомневалась, что брак оказывает на дочь далеко не самое лучшее влияние. С ее точки зрения их семейная жизнь была просто непостижимой. Во-первых, они никогда ничего не готовили, все покупали в готовом виде и в лучшем случае разогревали в микроволновке, а иногда обходились и без этого, съедали все холодным. Во-вторых, посуду они тоже не мыли, предпочитали есть на разовых тарелках, которые сразу же отправляли в огромный мусорный мешок. Он мог собираться целую неделю и лишь когда класть уже в него было некуда, его выбрасывали. В-третьих, в квартире почти никогда не убирались и не мыли пол, а потому грязи и пыли было столько, что Светлана не могла долго в ней находиться. Несколько раз она не выдерживала, брала веник и тряпку и начинала генеральную уборку. При этом дочь, чтобы ей не мешать, обычно садилась на диван, поджав под себя свои длинные ноги, и молча наблюдала за манипуляциями матери. При этом у Светланы возникло ощущение, что у Маши не появлялось даже мысли, чтобы ей помочь.

Светлана была уверена, что вскоре станет бабушкой. Однако прошло почти два года с момента свадьбы, а детей не было. Однажды она не выдержала и спросила Машу, собирается ли она заводить ребенка. Реакция дочери ее просто поразила, та вдруг вся покраснела, лицо исказила злобная гримаса. «А вот этого ты не дождешься, я не собираюсь из-за какого-то там спиногрыза терять Клода», – почти завопила она. «Ты вообще не собираешься иметь детей?» – обескуражено спросила Светлана. «Если надо будет, рожу», – буркнула Маша и отвернулась, явно не желая продолжать эту тему.

Больше Светлана не заводила подобного разговора, сознавая его бессмысленность и заключенную в нем раздражающую силу. Дочь ей все больше напоминала terra incognita, и, причем, с каждым месяцем она только расширялась. Поражало Светлану и то, как Маша одевается. Молодая и красивая девушка почти не снимала джинсов и кроссовок. Она связывала это с главным увлечением или даже скорее страстью дочери – лошадьми. С некоторых пор она все больше убеждалась, что Маше гораздо интереснее проводить время со своим жеребцом «Ласковым», чем с людьми. Однажды она была свидетелем их общения, Маша ласкала, целовала лошадиную голову точно так же, как женщина мужскую, что-то долго шептала животному на ухо, словно бы поверяя ему самое сокровенное. Ее тогда, словно иглой, пронзила острая обида: для матери она не находит ни одного нежного слова, а вот для лошади их у нее неисчерпаемый запас.