Три мгновения

- Значит, не мог, - мягко сказал Блейз и обнял Драко, одновременно поглаживая по голове и по плечам. - Он любит тебя и обязательно вернется!

- Merci pour ce que je t'ai (Спасибо тебе за то, что ты у меня есть), - прошептал Драко, оторвавшись от его плеча и погладив по щеке. Потом Малфой улыбнулся, и уже с совершенно сухими глазами чмокнул Блейза в губы и убежал.

- Eh bien, je t'ai demandé de ne pas taquiner! (Ну я же просил не дразнить!) - возмущенно и вместе с тем жалобно пробормотал слизеринец. Но Драко его уже не слышал.

Прибежав в свою спальню на этот раз, Малфой уже придумал себе занятие: он стал писать письмо Гарри, прекрасно понимая, что не отправит - не потому, что не хочет, а потому, что некуда. Сова, может быть, найдет дом, где сейчас Поттер, но не сможет попасть внутрь - не пустят защитные заклинания. Но когда Драко писал, ему становилось легче, появлялась какая-то призрачная уверенность, что Гарри жив, и с ним все в порядке. Может, сказывалось то, что слизеринец до сих пор верил в сказку, рассказанную матерью в раннем детстве, что, когда адресуешь письмо умершему человеку, чернила краснеют и строчки сливаются в большие капли крови. С письмами, которые он писал любимому, ничего подобного не происходило, и Драко на подсознательном уровне, не требуя даже фактов, успокаивался.

Сегодня он засиделся до двенадцати ночи. Хотя и обычно Драко ложился спать поздно (как и вставал утром с постели, если на занятия нужно было идти не слишком рано), сохраняя аристократические привычки; но этот день вымотал его, и юноша, закончив письмо, без сил упал на кровать.

Сон пришел не сразу: перед глазами Драко стоял образ Гарри, и глубокие зеленые омуты не давали уснуть. Наконец юноша забылся, но и здесь наваждение не оставило его. Сменяя друг друга, ему снились красочные сны, в которых он и Гарри так страстно и сладко любили друг друга.

- Люблю… люблю тебя… - шептал Драко, обнимая во сне своего милого, чувствуя на своей щеке горячие губы.

А потом все закончилось. Словно от какого-то толчка Драко проснулся и открыл глаза. Увидев над собой чью-то склоненную фигуру, в первые мгновения юноша не мог понять, кто это. Потом узнал.

- Камелия… Камелия… - прошептал он, не представляя себе, что подруга может сейчас делать в его спальне. Малфой просто растерялся, когда она наклонилась и стала целовать его.

В серебристом свете луны было видно, что на ней нет ничего, кроме кружевного белья, и Драко какое-то время не мог отвести взгляд от искорок, то и дело вспыхивавших в ее волосах. Он не услышал, как тихо затворилась дверь, секунду назад пропускавшая полоску лунного света. Наконец он пришел в себя.

- Что ты делаешь здесь? - проговорил блондин, немного отстраняясь от девушки.

- А ты не видишь? - улыбнулась она. - Я целую тебя.

С этими словами черноволосая волшебница вновь прикоснулась губами к его губам, но Драко почти резко оттолкнул ее и сел на кровати.

- Подожди, Камелия, - заговорил он, пытаясь найти нужные слова.

- Я недостаточно красива для тебя? - с вызовом спросила девушка.

Драко улыбнулся.

- Ты очень красива, даже слишком. Но… Прости, я люблю другого человека.

- Вот как? Этот человек случайно не Блейз Забини? - едко сказала она.

- Нет, совсем не Блейз, - возразил Драко и, опустив глаза, продолжал, - прости, я не подумал, ты могла неправильно понять наши отношения, все эти интриги и намеки вокруг нас…

Драко взял девушку за руку и из-под ресниц осторожно взглянул на нее. Он действительно чувствовал себя неловко: то, что он воспринимал как шутку, она могла понять совсем по-другому.

Камелия внимательно и все еще слегка разгневанно посмотрела ему в глаза, а потом, вздохнув, спокойно сказала:

- Я не собираюсь устраивать тебе сцены ревности или нравоучения - у меня на это нет ни права, ни желания. Это ты прости меня, я повела себя несколько легкомысленно, но я так хотела бы остаться тебе подругой!..

Не говоря ни слова, Драко обнял ее и крепко прижал к себе. Мир был заключен.

* * *

Гарри проснулся днем от ощущения, что случилось что-то непоправимое. Снова раскалывалась голова, и перед глазами все расплывалось. «Где я?» - подумал он, надев очки и рассматривая незнакомую обстановку комнаты. И все вспомнил.

Сцепив зубы, гриффиндорец сполз с кровати и, пошатываясь, двинулся было к двери, как вдруг та отворилась, и вошел Альфред Эними.

- Добрый день, Гарри! - воскликнул он, и от громкого голоса у Гарри закружилась голова, и он схватился за стену, чтобы не упасть. И все же опустился на пол: от боли застилало глаза, и ноги не держали.

Глаза профессора расширились и он, упав рядом с Гарри на колени, зашептал:

- О Мерлин… Мальчик мой, что с тобою? - Альфред осторожно прикоснулся пальцами к вискам ученика. В ту же секунду Гарри закричал - его пронзила острая, ужасная боль, сравнимая лишь с той, что он пережил в конце четвертого курса, на кладбище Реддлов, или с той, когда уже в этом году до него дотронулся Темный Лорд.

Альфред быстро сказал что-то, и боль отступила совершенно, давая возможность вздохнуть.

- И часто у тебя такое? - переведя дыхание, спросил Эними.