Три минуты молчания

- Нет. - Он вздохнул. - Если "можно", то лучше не надо. Счастлив не будешь. Тебя вон "дед" на механика тянет, я уж слышал, а ты не идешь. И правильно - душа не лежит. Счастье у человека на чем держится? На трех китах - работа, кореши, женщина. Это мне еще лейтенант на катере втолковывал. Если это в порядке, остальное все приложится. Согласен?

- Мне, значит, только трех китов не хватает.

"Маркони" призадумался, почесал лоб.

- Худо дело, Сеня. Отчего мы с тобой - моряки, а? Ленточки нас поманили?

- Меня, пожалуй, ленточки.

- С детства, небось, мечтал?

- С младых ногтей.

- Но ведь поумнеть-то - надо? Нет уж вот доплаваю рейс, пойду на шофера сдавать.

- Ты же в авиацию хотел. Он засмеялся:

- Иди-ка спать, братишка. Завтра вас до света подымут.

В кубрик я пришел как раз вовремя. Когда уже все угомонились. Дверь была прикрыта, а от камелька жаром несло, как от домны. До чего же мы, северяне, тепло любим. Умираем без него!

Я лежал, не спал - то ли от жары, то ли "маркони" меня расстроил, как и я его.

А меня ведь, и правда, ленточки поманили. Хоть я и соврал ему насчет младых ногтей. Мальчишкой я ни в каких моряков не играл и даже не думал о море. И где там подумать - течет у нас вшивый Орлик, а по нему до Оки и на дощанике не доберешься, то и дело тащишься через мели. И когда они появились у нас на Сакко-Ванцетти, эти трое с ленточками, в отпуск приехали, я на них как на чучела смотрел. Хотя они бравые были ребята - подтянутые, наглаженные, клеш не чересчур широкий. Всегда они ходили втроем, занимали весь тротуар - как три эсминца "фронтом" - и по сторонам не глазели, а прямо перед собою суровым взглядом, и понемногу вся наша сакко-ванцеттинская шпана их зауважала. А потом и забеспокоилась - когда они себе отхватили по хорошей кадровой девке и стали вшестером ходить, по паре "в кильватере". Но я не беспокоился - они же не у меня отбили, да и некогда было об этом думать. У меня в то лето отец, паровозный машинист, погиб в крушении, и я должен был мать кормить и сестренку. Пришлось мне уйти из школы, после седьмого класса, и поступить в ФЗО*, там все-таки стипендия, а вечерами я еще в депо подрабатывал - слесарем-башмачником. Ну, попросту, тормозные колодки заменял изношенные. Но тоже, если на то пошло, у меня и черная шинель была, и фуражка с козырем - два пальца от брови, и не меньше я прав имел - смотреть перед собою суровым взглядом и никому не уступать дороги.

А вот однажды - они меня удивили. Это на нашей же Сакко-Ванцетти было, в летнее воскресенье. Я вышел погулять с сестренкой и вдруг увидел толпу возле трамвая. Ну, вы знаете, как это бывает, когда что-нибудь такое случается - кого-нибудь сшибло там или затянуло под вагон. Как же это всем интересно, и как приятно, что не с тобою случилось, и какие тут начинаются благородные вопли. "Безобразие, судить надо!.. Хоть бы кто-нибудь "скорую" вызвал..." А я с чего начал, когда подошел? На кондукторшу разорался - куда смотрит, тетеря, отправление дает, когда еще люди не сели. Так я ее с песком продраил - она и ответить не могла, сидела на подножке, вся белая. Я и вожатому выдал - дорого послушать, на всю жизнь запомнит, как дергать, в зеркальце не поглядев. Но между прочим, под вагон я не заглянул. Мне как раз перед этим рассказывали в подробности, как моего батю по частям собирали под откосом. Я это не в оправдание говорю, какие тут оправдания, но не можешь отойди сразу, а языком трепать - это лишь себе облегчение, не вашему ближнему. А тот между тем лежал себе - безгласный и невидный, прямо как выключенный телевизор. И никто даже толком не знал, что там от него осталось.

* Школа фабрично-заводского обучения.

Тут они подошли, эти трое. Вернее, они вшестером прогуливались, но девок оставили на тротуаре, - а я там не догадался сестренку оставить, - и пошли на толпу "все вдруг", разрезали ее, как три эсминца режут волну на повороте. И сразу они смекнули в чем дело, и двое скинули шинельки, с ними полезли под вагон, а третий держал толпу локтями, чтоб не застила свет. Там они вашего ближнего положили на шинель, а другой прикрыли сверху и выволокли между колес. Ничего с ним такого не случилось, помяло слегка и колесной ребордой отрезало подошву от ботинка вместе с кожей. Правда, кровищи натекло в пыль, но от этого так скоро не умирают, он просто в шоке был, потому и молчал.

И пока мы за него стонали и охали, они ему перетянули ногу - девка одна сердобольная пожертвовала косынку - похлопали по щекам, подули в рот. А третий уже схватил таксишника и сидел у него на радиаторе. Ну, правда, шофер и не артачился, он своего знакомого узнал, с которым вчера выпивали, перекрестился и повез его с диким ветром в поликлинику. Тогда они почистились, надели шинельки и ушли к своим кралям. И вся музыка... Но отчего мы все сделались, как вареные раки, когда поглядели им вслед, как они уходят спокойненько по Сакко-Ванцетти, - они за все время не сказали ни слова!