Три минуты с реальностью

Оказывается, он не просто худой, а тощий как скелет. Ввалившиеся щеки. На широком лбу отчетливо просвечивают вены. Пегие волосы причесаны небрежно, что создавало бы впечатление рассеянности, если бы не сияющие голубые глаза, кажущиеся чужеродными на усталом лице с печатью разочарования. Контраст между бледностью лица, тонким носом, узкими губами и интенсивным сиянием глаз сбивал с толку. Господин Ортман был облачен в брюки, сорочку и жилет, сочетавшиеся по цвету очень условно, хотя, возможно, он просто спешил на работу. Дальнейшие суждения о нем Джульетта отложила на потом, потому что этот Ортман, похоже, из тех людей, чья наружность говорит о них не больше, чем дверца шкафа о его содержимом.

Он остановился прямо перед ней и протянул руку. Оказалось, он выше ее почти на целую голову.

– Госпожа Баттин? Рад познакомиться.

У Джульетты возникли сомнения, так ли это. Он ведь даже не улыбнулся.

– Добрый день.

– Пройдем ко мне в кабинет?

Он сделал шаг в сторону, пропуская ее, и махнул рукой в направлении лестницы.

– Жарко сегодня, правда? Вы легко нашли?

– Да, спасибо. С вашей стороны очень любезно уделить мне время.

Они бок о бок поднимались по лестнице. Несколько школьников робко поздоровались с учителем, с любопытством скосив на нее глаза.

– Учебный год почти закончился. Зачеты, считайте, сданы. Так что вам повезло. Через неделю вы бы никого уже не застали.

– Вот как? – удивилась Джульетта.

– Учебный год начинается в феврале и заканчивается в ноябре. Потом становится слишком жарко, чтобы учиться. Вы сюда надолго?

– На несколько дней. В субботу улетаю.

– Ну, значит, самой жуткой жары не застанете. Наверх, пожалуйста.

На втором этаже царила та же пышность, что и внизу. Высокие окна, выходящие во внутренние дворы, которых было два. В центре одного из них – каменный фонтан. Возле лестницы, ведущей наверх, Джульетта заметила библиотеку. Проходя мимо, бросила внутрь беглый взгляд, но увиденного вполне хватило, чтобы удивление возросло многократно. Украшенные изысканной резьбой шкафы до потолка, массивные письменные столы с наклонной поверхностью, обтянутой зеленой кожей, больше подошли бы монастырю или дворцовой библиотеке, но никак не гимназии. Когда через пару минут она наконец вошла в учительскую, ей стало совершенно ясно, что это, по-видимому, какая-то из ряда вон выходящая школа. Учительская напоминала банкетный зал, и не только размерами – когда-то она, по-видимому, таковым и служила. Джульетта с удивлением рассматривала высокий лепной потолок и декоративные деревянные панели на стенах, изображавшие неведомые ландшафты. Центр помещения занимал массивный стол, окруженный двадцатью или даже тридцатью стульями. На нем лежали бумаги, книги, ксерокопии и прочие учительские принадлежности. За столом сидели несколько учителей, погруженных в работу. Во всяком случае, они никак не отреагировали на появление Джульетты и Ортмана. Через закрытые из-за жары створки окон в комнату проникал уличный шум.

Проследив за взглядом Джульетты, направленным на картины, Ортман тихо сказал:

– Это Патагония. Чудесные места. Почти как в Альпах. И, к сожалению, почти так же далеко. Впрочем, я, конечно, слегка преувеличиваю.

Джульетта не знала, что сказать. Тем временем он провел ее через учительскую, открыл дверь в небольшую комнату и пригласил войти. Потом закрыл дверь и, указав на два массивных кресла, предложил сесть. Но стоило ей опуститься в кресло, как внимательные глаза снова принялись буравить ее. Впрочем, это длилось лишь несколько секунд. Что послужило тому причиной – ее внешность? Хотя ей казалось, что его взгляд стремится проникнуть как раз внутрь – высветить, прочитать ее мысли.

– Вы давно живете в Аргентине? – спросила Джульетта.

– Я здесь родился. Дамиан не писал вам об этом?

– Нет. Он просто несколько раз упомянул вас, объясняя, откуда знает немецкий.

Ортман достал из небольшого холодильника в углу бутылку воды, снял с полки два бокала, сел и наполнил их.

– Вы, конечно же, хотите пить?

– Да, спасибо.

Не надо было ей приходить. Глупейшая ситуация. Собеседник почему-то заранее на нее злится. Может, лучше было сразу сказать ему правду? Но тут же ей показалось, что Ортман стал вести себя мягче.

– Мои родители эмигрировали незадолго до Второй мировой войны, – сказал он. – У них был магазин ковров в Ботропе. Моя мать еврейка. Другим магазином в том же городе владели немцы. После «хрустальной ночи» 91 наш магазин перестал существовать. Его сожгли. Как бы то ни было, сами они выжили. Но вы, конечно, читали о таких вещах в учебниках.

В его голосе сквозила насмешка.

– Слушать рассказ человека, которого это коснулось, совсем другое дело.

– Тут вы правы. Вы сказали, что живете в Берлине?

– Да.

– Сильно он изменился после падения стены?

– Совсем другой город.

– Лучше или хуже?

– Смотря чье мнение вас интересует.

– Восточных немцев или западных? – спросил он, впервые чуть заметно улыбнувшись.

Джульетта пригубила воду и ответила:

– Нет. Пессимистов или оптимистов. А они есть везде. Вы знаете Берлин?