«О. Я говорить не мог из-за кляпа. Он тоже молчал. Ничего не говорил, ничего абсолютно.
В.
Прибегал ли он к каким-то иным способам общения? Жесты? Взгляды? Что-нибудь, что помогло бы нам понять его мотив?
О.
Ну, для меня-то язык жестов был недоступен, как вы можете догадаться.
В.
Около семи вечера он привязал вас к стулу. Около десяти, как вы сказали, покинул квартиру, чтобы вернуться еще раз позднее. Три часа. Он провел вместе с вами в комнате три часа! Должен же он был что-то делать!
О.
Он курил.
В.
Ходил по комнате? Смотрел на вас? Вы видели, что он делает?
О.
Нет, я не мог его видеть. Но чувствовал, что он там. Слышал его шаги, когда он двигался. Он ни разу не появился в поле моего зрения.
В.
Какое было освещение?
О.
Он выключил люстру. Насколько я помню, горела только настольная лампа на тумбочке возле дивана.
В.
Вы не пробовали освободиться?
О.
В течение первого часа я вообще не двигался. Не знаю, можете ли вы представить, каково это – оказаться крепко связанным во власти незнакомого человека. Я не паникер, но в таких обстоятельствах невольно думаешь о худшем.
В.
Могу себе представить.
О.
Через какое-то время, точно не знаю когда, у меня начали болеть руки и ноги, и я попытался изменить позу. Несмотря на кляп, я при этом, естественно, издавал какие-то звуки. Альсина никак не реагировал.
В.
Вы просидели три часа в одном помещении, не обменявшись ни единым словом?
О.
Именно так. Я говорить не мог. Он молчал.
В.
А потом взял и ушел?
О.
Да. Поэтому я и думаю, что речь идет о душевном расстройстве. Конечно, я не психиатр, но как еще это объяснить? Когда он ушел, я вздохнул с облегчением, правда, ненадолго. Ведь мое положение нисколько не изменилось, а он мог в любую минуту вернуться с канистрой бензина или с топором… Понимаю, подобная реакция может вам показаться неадекватной и преувеличенной, но в подобной ситуации в голову приходят именно такие мысли.
В.
Нет, господин Баттин, ваша реакция представляется мне вполне адекватной. И мы сейчас стремимся прояснить все детали, хотя совершенно не можем понять, почему вы отказываетесь писать заявление. Вполне возможно, что этот Альсина тяжело болен и опасен для окружающих. А без заявления мы бессильны.
О.
Даже если бы оно у вас было, вы бы все равно ничего не могли сделать.
В.
Ну, это мы уже обсуждали. Итак, вы по-прежнему отказываетесь писать заявление против Альсины?
О.
Да. Я не могу – из-за дочери.
В.
Ладно. Дискуссия по этому поводу не требует протокола».
После пятиминутной паузы беседа продолжилась в 16.43.