Три модели развития России

Свидетелей этого события и историков удивляло, что царь внешне спокойно воспринял это обращение и подписал подготовленный Манифест о добровольном отречении от трона от своего имени и от имени наследника Алексея. В своем дневнике он объясняет себе (или истории) свое решение тем, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно было решиться на этот шаг. Тем самым самодержец Российской империи и главнокомандующий ее войсками даже для себя признал свою ненужность России.

Уже в эмиграции в серии статей с вопрошающим названием «Почему сокрушился в России монархический строй?» [95] Ильин мучительно ищет ответ на этот вопрос. Он видел его в разрушении монархического правосознания, как на стороне народа, так и на стороне самого царя, позволившего себе отречься от трона, в отсутствии партии, которая бы подняла знамя в защиту самодержавия и пр. Но, думается, что более адекватный ответ на этот вопрос дает Н.А.Бердяев. В работе «Истоки и смысл русского коммунизма» он пишет: «Разложение имперской России началось давно. Ко времени революции старый режим совершенно разложился, исчерпался, выдохся. Война докончила процесс разложения. Нельзя даже сказать, что февральская революция свергла монархию в России, монархия в России сама пала, ее никто не защищал, она не имела сторонников». И как вывод заключает: «Монархия в прошлом играла и положительную роль в русской истории, она имела заслуги. Но эта роль была давно изжита». [96] Короче, монархический строй в России не был «сокрушен», он пал, потому что полностью исчерпал себя.

II. РУССКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ УТОПИЯ КАК ТИП СОЦИАЛЬНОГО МОДЕЛИРОВАНИЯ Глава 1. Философские основы и особенности утопического моделирования

1.1. Место утопии в социальном моделировании

Социальное моделирование по типу «Утопии» имеет свою историю, уходя истоками к классическим в этом жанре сочинениям Платона («Государство»). [97] утопистов христианского коммунизма, мыслителей Нового времени («Утопия» Т.Мора, «Город Солнца» Т.Кампанеллы, «История северамбов» У.Вераса), французских социалистов-утопистов XVIII века («Завещание» Ж. Мелье, «Базилиада или о крушении плавучих островов» Морел- ли, «О законодательстве» Г.Мабли), наконец, к учениям представителей утопического социализма начала XIX века (К.А.Сен-Симона, Ш.Фурье, Р.Оуэна). В этом ряду русская социальная утопия, сначала находившая выражение в народных песнях, сказках, преданиях, позже - в жанре утопического романа (Т.М.Херасков, Ф.И.Дмитриев-Мамонов, В.А.Левшин, М.М.Щербатов, М.Д.Чулков, Ф.В.Булгарин, А.Ф.Вельтман), в форме философских изысканий (Н.А.Радищев, П.Я.Чаадаев), разнообразных социальных и политических проектов (П.И.Пестель), занимает свое определенное место. Мы не будем останавливаться на анализе этих сочинений: во-первых, они достаточно хорошо исследованы, [98] а во- вторых, и это главное, собственный наш интерес лежит в иной плоскости и другом историческом времени, а именно: русская социалистическая утопия в ее противостоянии либеральной и консервативной мысли России середины - конца XIX века. Целесообразность и правомерность такой постановки проблемы, думаем, выявятся в ходе ее последующего анализа. Но ему мы предварим рассмотрение следующих двух, имеющих для нас методологическое значение, вопросов. Первый: какое место занимает утопическое моделирование в философии истории? Второй: какова специфика русской утопической мысли первой половины XIX века?

Напомним, что понятие утопии берет начало от сочинения Томаса Мора «Золотая книга, столь же полезная, как и забавная о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия» (1516), которая была скорее интеллектуальным развлечением ученого-гуманиста, нежели философским обоснованием социального идеала, и уж тем более не была программой каких-то социальных преобразований. У Мора, как известно, оказалось немало подражателей среди мыслителей самого разного профиля. [99] Все они «рекрутировались» из тех, кого не устраивал существующий порядок вещей и который поэтому подвергался критике. И очень скоро название моровско- го счастливого острова стало нарицательным («место, которого нет»). Более того, с ним стало связываться особое отношение к действительности и ее осознание, а еще через некоторое время понятие утопии приобрело «статус» своеобразного способа социального прогнозирования, специфического типа философствования по поводу развития общества в направлении его совершенствования, т.е. по пути социального прогресса.