Три мушкетера. Том первый

 Де-Тревиль пользовался этимъ могущественнымъ рычагомъ прежде всего для короля и друзей короля, а затѣмъ для себя и своихъ друзей. Впрочемъ, ни въ одномъ изъ многочисленныхъ мемуаровъ того времени не говорится, чтобы этотъ достойный уваженіи человѣкъ былъ кѣмъ-нибудь обвиняемъ -- даже своими врагами, а ихъ у него было такъ же много и между писателями, какъ и между военными,-- повторяемъ,-- нигдѣ не говорится, чтобы этотъ достойный уваженія человѣкъ былъ обвиняемъ въ томъ, что бралъ плату за содѣйствіе подчиненныхъ ему людей. Съ рѣдкими геніальными способностями къ интригамъ, что дѣлало его равнымъ самымъ сильнымъ интриганамъ, онъ все-таки остался порядочнымъ человѣкомъ. Больше того -- несмотря на частыя битвы на шпагахъ, дѣлающія походку неровной, и трудныя упражненія, которыя сильно утомляютъ, онъ былъ однимъ изъ самыхъ милыхъ ночныхъ гулякъ, однимъ изъ самыхъ изящныхъ поклонниковъ прекраснаго пола, однимъ изъ самыхъ остроумныхъ разсказчиковъ своего времени; объ успѣхахъ де-Тревиля у женщинъ говорили такъ же, какъ лѣтъ двадцать тому назадъ говорили объ удачахъ Бассонньера, а это значило немало. Итакъ, капитаномъ мушкетеровъ любовались, его любили и боялись, что составляетъ верхъ человѣческаго счастья.

 Людовикъ XIII лучами своего обширнаго сіянія затмевалъ всѣ маленькія свѣтила своего двора, но отъ его отца, солнца pluribus impar, каждый изъ его приближенныхъ унаслѣдовалъ часть его личнаго блеска, каждый изъ его придворныхъ -- часть его личнаго достоинства.

 Кромѣ утреннихъ выходовъ короля и кардинала, въ Парижѣ насчитывали тогда болѣе двухсотъ малыхъ выходовъ, попасть на которые многіе добивались; въ числѣ этихъ двухсотъ малыхъ утреннихъ выходовъ чести попасть на выходъ къ де-Тревилю добивались особенно.

 Дворъ его дома, находившагося въ улицѣ Старой Голубятни, походилъ на лагерь, и это начиналось лѣтомъ съ шести часовъ утра, а зимою -- съ восьми. Пятьдесятъ или шестьдесятъ мушкетеровъ, пополняясь новыми смѣнами, какъ бы для того, чтобы число ихъ было всегда достаточно внушительно, постоянно прохаживались тамъ, въ полномъ вооруженіи и готовые на все. По одной изъ большихъ лѣстницъ, занимающей такое пространство, на которомъ въ наше время выстроили-бы цѣлый домъ, поднимались и спускались парижскіе просители, искавшіе какой-нибудь милости, и провинціальные дворяне, жаждавшіе записаться въ солдаты, и лакеи, обшитые галунами разныхъ цвѣтовъ, которые явились, чтобы вручить де-Тревилю посланія отъ своихъ господъ. Въ пріемной, на длинныхъ, полукруглыхъ скамейкахъ, расположились избранные, которые были приглашены. Съ утра до вечера здѣсь слышался говоръ, между тѣмъ какъ де-Тревиль въ своемъ кабинетѣ, смежномъ съ пріемной, принималъ визиты, выслушивалъ жалобы, отдавалъ приказанія, причемъ стоило ему только подойти къ окну, какъ онъ, подобно королю съ своего Луврскаго балкона, могъ, когда вздумается, сдѣлать смотръ людямъ и войску.

 Въ тотъ день, когда къ нему явился д'Артаньянъ, собраніе имѣло очень внушительный видъ, въ особенности поразившій провинціала, пріѣхавшаго изъ глуши: правда, что этотъ провинціалъ былъ гасконецъ и жилъ въ то время, когда соотечественники д'Артаньяна пользовались репутаціей людей, которыхъ не очень-то легко удивить. И дѣйствительно, только что переступали порогъ массивныхъ воротъ, скрѣпленныхъ длинными гвоздями съ четыреугольными шляпками, сразу попадали въ толпу вооруженныхъ людей, которые фехтовали, ссорились и играли между собою. Чтобы проложить себѣ дорогу между этими кружащимися воинами, надо было быть офицеромъ, вельможей или хорошенькой женщиной.

 Очутившись посреди этой шумной и необузданной толпы, нашъ молодой человѣкъ, съ бьющимся сердцемъ, сталъ пробираться впередъ, прижимая длинную рапиру къ своимъ длиннымъ ногамъ и держа руку у полей войлочной шляпы съ той полуулыбкой смущеннаго провинціала, который хочетъ казаться развязнымъ. Миновавъ какую нибудь группу, онъ вздыхалъ съ облегченіемъ, но онъ чувствовалъ, что на него оглядывались, и въ первый разъ въ своей жизни д'Артаньянъ, бывшій о себѣ довольно высокаго мнѣнія, почувствовалъ себя смѣшнымъ,

 Когда онъ приблизился къ лѣстницѣ, положеніе его сдѣлалось еще затруднительнѣе; на первыхъ ея ступенькахъ стояли четыре мушкетера и забавлялись, тогда какъ десять или болѣе человѣкъ товарищей дожидались на площадкѣ очереди принять участіе въ игрѣ.

 Забава ихъ состояла въ слѣдующемъ:

 Одинъ изъ нихъ, стоя на верхней ступенькѣ съ обнаженной шпагой въ рукѣ, мѣшалъ или, по крайней мѣрѣ, старался помѣшать остальнымъ тремъ взойти.