Хотя Мохан ещё сколько-то смотрел на меня недоверчиво. Волновался, что дурно о брате его подумаю. Всё-таки, Мохан любил обоих своих братьев. Да и… кому захочется, чтобы брат или даже два его брата погибли в пасти крокодилов?! Тем более, что других своих родственников они уже потеряли из-за разбойников. Нет, я всё-таки не осуждаю Поллава, который не поплыл за Ишой.
– Как увидел, так кинулся меня оттаскивать от этого облезлого попугая. Нам было не до того, чем там занят Садхир. Но когда Поллав меня отругал и побил, и отправил смотреть как там наш брат, то ни Садхира, ни Ишы видно не было уже. И мы испугались, что оба они уже утонули, – добрый юноша нахмурился, ногти впились в ладони. – Я бежал далеко-далеко по берегу, но их не видел. Это было так страшно!
– Понимаю, – грустно поджала губу. – Он же брат тебе!
– Я бы и дальше бежал, – Мохан сердито двигал ногой камень, лежавший рядом с его ступнёй, – но Поллав стал звать меня. Ты-то уже не слышала. И мне пришлось вернуться, – чуть помолчав, добавил: – Я ненавидел тебя в тот день. Думал, что не будь тебя, мой брат остался бы живой, – и сердито пнул камень – тот отлетел далеко-далеко, а юноша поморщился от боли в зашибленной ноге.
Невольно улыбнулась. Он мрачно посмотрел на меня. Смущённо потупилась. Робко призналась:
– Ты так странно сердишься на камень.
Младший из женихов шумно выдохнул и проворчал:
– Ну да, камень ни при чём. И ты тоже.
Мы грустно замолчали. Но, впрочем, стоило нам снова увидеть дорогие лица, хотя и по ту сторону широкой реки, как сердца наши опять наполнились счастьем. Я потом покосилась на бинкара, улыбающегося брату, и добавила робко:
– Прости.
– За что? – недоумённо развернулся юноша ко мне.
– Я тогда вывалялась в грязи. Да и дупатты. Кто-то подобрал дупатты меня и Иши, отмыл – и я их уже в нашем доме нашла, заботливо сложенных. Прости, что из-за меня ты весь запачкался.
– Ну и что? – проворчал Мохан. – Что с того, что я нёс тебя, грязную? Лотос вырастает из грязи, но ведь все им любуются! Нет запаха и лепестков более совершенных. И даже боги любят эти цветы! Боги отдыхают на них, носят их с собою. Но именно лотосы вырастают из грязи. Другие цветы растут в чистоте, над землёй, но… но ведь лотосы намного прекраснее их!
От этого неожиданного сравнения меня с лучшим из цветов, да ещё и так красиво сказанного, совсем смутилась и опустила взгляд.
– Я правда считаю тебя красивой, – тихо добавил музыкант.
Но я не решилась смотреть на него. И не знала, смотрел ли юноша сейчас на меня.
Чуть помолчав, Мохан грустно добавил:
– Мы с Поллавом думали, что они оба утонули. Вот когда ты сначала очнулась, мы ещё не знали, что они выжили. Такие страшные дни… – его передёрнуло.
– А потом вы узнали, – улыбнулась.
И всё же решилась посмотреть на него. Он сейчас прямо смотрел на меня, внимательно смотрел.
– А ты… – жених смущённо потеребил пальцами зашибленными другой камень, ногу протянув к лежащему чуть поодаль. Камень соскользнул в сторону. Мохан покачнулся. Но, впрочем, устоял даже на одной ноге, наклонившись назад. Гибкий. Потом уже ровно стал. Взгляд на меня поднял растерянный. – Не сердишься, что мы тебе сразу не сказали?
– Вам не до меня было, – улыбнулась. – Да и я опять лежала без сознания.
– Да… – он опять вздохнул. – Зря я тогда на вине стал играть. Лекарь, которого нашёл Поллав, сказал, что ты итак усталая страшно была, а тут я ещё и танцем тебя вымотал.
– Может… – вздохнула, потом вдруг призналась: – Но, знаешь, те мгновения, когда я танцевала под твою музыку… я была такой счастливой! Я забыла обо всём. И про гибель Иши, и про смерть родителей. И даже про побои дяди.
– Правда? – робкая улыбка.
Проворчала:
– Зачем мне тебе врать?
Но в следующий миг, глядя на него, потерянного и смущённого, недоверчивого такого, вдруг рассмеялась. И добавила:
– Твоя музыка – лучшая, что в моей жизни была!
Его улыбка… кажется, никогда её не забуду. Такая счастливая и радостная. Он… он и правда хотел порадовать меня. По-настоящему хотел именно этого.
Мы долго смотрели друг на друга, замерев. Потом, правда, шея у меня заболела от головы повёрнутой. И от побоев боль вернулась. И я отвернулась. Мохан обошёл меня и встал в шаге от меня. И чтоб поприличней, и чтоб если что опять меня схватить, если снова вздумаю падать.
– На сестру хоть посмотри, – шепнул мне жених ворчливо.
Снова посмотрела на сестру. Та, смотря на меня и Мохана, как-то странно улыбалась. И что-то шепнула Садхиру. Тот, оторвав взгляд от воды, посмотрел на нас, усмехнулся, но не так, как это делал Поллав, как-то добрее, потом опять к сестре моей повернулся, что-то заговорил – я отсюда не слышала.
Как жаль, что не поговорить нам. Слишком широка река здесь.
– Жаль, что вы поговорить не можете, – добавил Мохан сочувственно.
Робко посмотрела на него. Похоже, он искренно сопереживал моей разлуке с сестрой. Он… он добрым, похоже, был. Может, даже не потому, что ему хотелось жениться или иметь женщину. Может, он просто сам по себе был добрый.