Три напрасных года

Через полчаса ходовой двигатель ПСКа-268 лишился всех шпилек крепления крышки головки блока цилиндров. Сухин — руки крепкие — ключ на гайку и по часовой стрелке крутит. Много ли надо шпильке диаметром 4 мм? Где парнишку обучали и чему? А может, с головой раздружился? Или швейка врубил? Но здесь-то перед кем?

Герасименко, как увидел, за голову схватился и взревел:

— Вон из машинного — убью. Агапова ко мне.

Привели, как говорится, Агапова.

— Ты вот что, — командир 68-го хмуро смотрел в сторону. — На слипе тебе делать нечего — берись за наш БЧ-5. Иль тебе приказ Кручинина нужен?

— Не нужен. Будем разбирать ваш ходовой.

И началась у меня жизнь — не позавидуешь. Единственный старшина на два катера. Щётки стальные днище под сварку готовить — иди на склад выписывай. Металл с другого конца города — вези. Листы негабаритные, с кузова свисают, по земле шкрябают, ну, и сползают, конечно. Раз пять сгружали и снова загружали. Однажды попытались весь пакет толкнуть. Разом подняли, а он ни с места. Все в стороны, а меня прижало прогнувшимися листами. Ладони к коленям — кожа лопнула. Ну, я и выдал во всю мощь голосовых связок всё, что думаю об этих головастиках ханкайских. А рядом магазин, а на крылечке женщины. Они от моей нецензурщины в двери наперегонки. Во, как бывает!

Валолинию носили на центровку — вся бригада со смеху помирала. Да что рассказывать! Досталось нам на слипе. Чуть перерыв в работе, парни сигаретки в зубы и на травку загорать, а я известное место в горсть и на 68-ой. Там Самосвальчик с Сухим двигатель разбирают. До основания. Старые гильзы из блока выпрессовали, новые установили. Головку на огромном наждачном кругу отшлифовали, подшипники мотылёвые поменяли, поршни. Я с ними суечусь — где словом, где делом. Потом опять на слип. Прихожу — нет толпы в привычном месте. Поднялся, по катеру пробежался — пусто. Побрёл по периметру — нашёл. За колючку выбрались, на бережку загорают.

— Часом не сбрендили? — спрашиваю. — Работу бросили, в самоволку дёрнули.

— Брось, Антоха, — говорят. — Лезь сюда, расслабься. Завтра праздник. Сундук со слипа, избушка на клюшке, гражданские убрели. Айда отдыхать.

— Айда, айда, — зовёт Курносый. — Я тебе песню спою, на «Шмелях» парни сочинили….

Ну, уж нет. Только из-за твоего пения за колючку не полезу, на солнышке греться не буду. А пойду-ка я на 68-ой. Но Мишка запел, и я остался.

— Иман-1, Иман-1

И на перроне мы стоим

Сегодня едут дембеля

А через год поеду я.

Мишка не Мишка, Кобзон в тельнике — голос прорезался, и гитара не дребезжит.

— Сюда весной нас привезли

Мы чуть не сдохли от тоски

Но старшина нам дал понять

Границу надо охранять.

Из популярного в эфире «Аэропорта» моряки переделали… Но как здорово!

— Пускай девчонки подождут

Пока снега и льды сойдут

И вот однажды, друг, весной

Вернёмся мы с тобой домой.

Я и не заметил, как оказался за колючкой, на песочке, у Мишкиных ног.

— Иман-1, Иман-1

И на перроне мы стоим

Нас провожает молодёжь

А жизнь назад не повернёшь.

— Действительно, — Оленчук глубоко с надсадою вздохнул, — не повернёшь. Казалось в Анапе — конца края не будет службе, а теперь через какой-то год однажды я пожму тебе, Мишка, руку и никогда больше не увижу твоей мерзопакостной рожи.

— Да-а, — согласился Курносый. — И мне, может быть, никогда больше не едать хохляцкого сала с чесночком. Вот трагедия. Будешь высылать, а, Ваня?

— Эй, моряки, — крикнули с того берега. — Айдате в гости.

Девчонки крикнули. Две симпатичные, в купальниках. Парни встрепенулись. Но Курносый удивил:

— Лучше вы к нам — у нас гитара.

Очаровашки не заставили долго упрашивать. Два-три десятка взмахов рук, и вот они перед нами — во всей своей красе и наготе, с бриллиантами сверкающих на солнце капель воды.

— Что поём?

Моё внимание привлёк другой объект на реке. Лодку крутило и несло по течению — верный признак отсутствия вёсел. В ней две пары в неглиже — у женщин было, за что зацепиться взглядом, мужики — брюхатые, лысые. Но их надо было спасать — лодку без вёсел Иман вынесет в Уссури, а там Китай. Разделся и по пояс вошёл в воду:

— Конец есть? Кидайте.

Женщины прыснули, кокетливо изгибаясь объятными телами. Один мужик встрепенулся:

— Я щас кину. Я тебе такой щас конец кину.

Тем не менее, хватаясь за борта, неуклюже, раскачивая лодку, пробрался с кормы на нос и кинул мне фал, привязанный к огону лодки. Я потащил их к берегу:

— Помогай, мужики.

Парни кинулись ко мне, и общими усилиями вытащили лодку на сушу. Первым прыгнул из неё тот самый суетливый мужик со своим дурацким:

— Я щас кину, так кину…. Кто старший? Ты? Фамилия? Построил народ и в часть, к дежурному, за наказанием. Скажите: приказал начальник штаба Кардаш….

Эге, вон какую акулу вытащили себе на горе. Знать бы, с места не сдвинулись — катитесь, товарищ кавторанга, в Китай, там вам самое место.

Нырнули за колючку, побрели со слипа, девчонок, понятно, с собой не позвали.