Три недели другой жизни (СИ)

Аня кивнула, достала вино, фрукты, сыр. Подойдя к шкафчику над широкой и длинной столешницей и протянув руку вверх, взяла два высоких фужера.

— Ты наливай пока, а я займусь фруктами, — подала она ему фужеры.

Матвей молча подошел к столу, поставил фужеры и взял в руки бутылку.

Аня начала мыть фрукты, повернувшись к нему спиной.

— А где у тебя штопор? — спросил Матвей, оглядевшись.

Аня кивнула головой в сторону полки над ней.

Матвей подошел и, на мгновение прижавшись к ее спине, достал нужный инструмент.

С трудом подавив в себе порыв прижать ее к себе, он, справившись с бутылкой, разлил рубиновое вино по фужерам.

Аня как раз закончила разбираться с фруктами, выложила их красиво на тарелку и поставила на стойку- стол, разделяющую кухонную зону и гостиную. Матвей протянул ей один из фужеров.

— За встречу одноклассников? — предложила Аня.

— Да, за нашу встречу, — согласился Матвей, глядя на нее.

Они отпили немного вина.

— Масштабненький у тебя ремонт, — хмыкнул Матвей, завязывая разговор.

— Да, и спонтанный, — улыбнулась Аня. — После приезда из командировки, — слегка запнувшись, начала она. — Я вдруг поняла, что мне не нравятся обои в спальне, — рассмеялась девушка.

— Даже так? — поднял бровь Матвей, вновь пригубив вино.

— Да, в первую ночь я легла спать очень поздно. Спасибо брату, приехал, помог. А потом я ему помогала с ремонтом несколько дней. Он решил сделать сюрприз своей семье. Переклеивал обои в детской, застеклил балкон и заменил сантехнику. Поэтому чуть больше недели своего отпуска я практически жила там. До своих стен так и не добралась. Только купила новые обои и мелочи для ремонта.

— Уже начало положено, — ободряюще улыбнулся Матвей.

— Ну да. Теперь за оставшуюся неделю от отпуска надо привести все в божеский вид, — рассмеялась Аня в ответ.

— Я уверен, ты справишься! — сказал он, подмечая мелькнувшую в голове мысль. — Еще вина? — спросил он, заметив, что ее бокал опустел.

— Да, пожалуйста, — кивнула она, протягивая фужер.

Матвей осторожно налил ей вина.

Так, переговариваясь ни о чем, незаметно для себя, они допили бутылку до конца.

Матвей с сожалением посмотрел на часы.

— Наверное, мне пора, уже практически полпятого утра.

— Давай, я тебя провожу, — предложила Аня, поднимаясь со стула.

Матвей подошел к вешалке, на которой оставил свой пиджак, возвращая рукавам прежний вид.

— Был рад увидеться, — улыбнулся он.

— Я тоже, — ответила Аня, улыбнулась, глядя ему прямо в глаза.

— Прости, — вдруг тихо прошептал Матвей.

Аня хотела спросить, за что он просит прощения, но он в этот момент мягко притянул ее к себе и поцеловал. Она тут же обвила его шею руками и с жаром ответила. Матвей отбросил в сторону пиджак, который держал в руках и легко поднял ее на руки и понес в сторону спальни.

— Там нет кровати, — тихо смеясь, шепнула Аня и нежно поцеловала его шею.

На секунду задумавшись, Матвей подошел к большому дивану, стоявшему здесь, в гостиной, и опустил на него свою прелестницу.

Вновь сладко поцеловав ее, он прошептал, любуясь ее розовыми щечками и горящими глазами:

— Как же я скучал, детка!

— Ты же сам согласился, что мы не будем тут ничего продолжать, — на секунду оторвалась она от очень приятного занятия — расстегивания пуговиц на его рубашке, — и озадаченно заглянула ему в глаза.

— Но ведь ты это предложила. Как я мог сказать что-то против. Я же думал, что ты этого не хочешь.

Аня на секунду прикрыла глаза. Боже, какие же они идиоты! И неожиданно счастливо рассмеялась.

— Аня, открой глаза, — попросил он, но та не подчинилась. — Солнце, посмотри на меня, — слегка сжал он ее плечи.

Теперь Аня открыла глаза, и Матвей увидел в них непролитые слезы.

— Что такое? — обеспокоенно спросил Матвей. — Я что-то не то сказал? Сделал? Да не молчи ты! Не своди меня с ума! — попросил умоляюще он.

Аня изменила позу и привстала на коленях перед ним, чтобы их глаза были на одном уровне. Взяв его лицо обеими руками, она посмотрела прямо ему в глаза. Сколько любви и нежности было в этом взгляде.

— Какие же мы дураки, Матвей! Нужно было всего лишь поговорить. Мне надо было лишь признаться, что… — замолчала она, собираясь с духом. — Мне надо было сказать, — начала она сначала, — что я люблю тебя! А не мучиться потом здесь, сгорая каждую ночь заживо!

— Что ты сказала? — неверяще уставился он на нее, положив свои руки поверх ее.

— Что люблю тебя! — смело улыбнулась она ему. — Я не позволяла себе в это поверить. Мне сделали больно, очень больно. И я решила закрыть свое сердце ото всех — даже от самой себя. И лишь только ты заставил меня вновь полюбить, признаться себе, что я все еще умею…любить, — почти шепотом закончила она. По ее щекам одиноко скатились две слезинки.

— Родная моя, дорогая, любимая моя девочка, — прошептал Матвей, поцелуем убирая каждую соленую капельку. — Я никогда, слышишь меня? Никогда не сделаю тебе больно. Я безумно люблю тебя! И понял это едва ли не сразу. Я хотел тебе все рассказать перед последним банкетом. Но ты сказала, что все, что между нами было нам стоит оставить там. И я не стал себя навязывать.