Три обезьяны

Это американская классика, сказал папа. Может быть, самый известный в мире сэндвич. По меньшей мере три народа ставят его изобретение себе в заслугу. Швейцарцы считали, что такое право им дает сыр. Русские указывали на черный хлеб. Мы, иудеи, полагали, что доказательством вполне может служить ветхозаветное имя, которым назван сэндвич. Главный аргумент против наших притязаний на авторство был такой: бутерброд делали с сыром и мясом одновременно, и поэтому он не был кошерным. Папа считал этот довод не слишком убедительным. Может быть, «Рувим» нарушает кашрут. Израиль построили светские евреи, и, возможно, они были способны придумать и вкусный сэндвич. В той закусочной, где папа с мамой за несколько лет до этого попробовали свой первый «Рувим», конфликт разрешили лозунгом, который мог примирить всех. «Откуда взялся ‘Рувим’?» — вопрошал вырезанный из газеты заголовок, который хозяин скотчем прикрепил над кассой, приписав: Straight from heaven, that’s where[24].

Свой лучший на тот момент сэндвич я съел всего лишь неделей раньше, и, возможно, поэтому мы вообще заговорили на эту тему. Я должен был ехать в общину на урок бар-мицвы и не успел на автобус, который только что отошел от остановки рядом со школой. Шел дождь, и я уже было собрался перейти на другую сторону, чтобы поехать по кругу, как на повороте увидел фары папиной машины.

В машине было тепло и хорошо пахло папиным новым одеколоном. Он бросал многозначительные взгляды на толстый сверток из фольги, лежавший на бардачке. Серебристая обертка скрывала два двойных сэндвича из мягких треугольных хлебцев. Хлебцы были переложены острым сыром и кусочками соленого огурца. Я съел мой сэндвич, когда мы даже не успели выехать на шоссе, и помню, что мы говорили об особом феномене: как сэндвич, на который дома и внимания не обратишь, вне дома может стать чем-то незабываемым.

* * *

В кладовке стояли два картонных ящика с его вещами. Старая зимняя одежда, маленькая ханукия, потертая кожаная папка со школьными тетрадками и дневниками.

Хорошо сохранившийся букварь. Собственноручно сделанная футбольная афиша. Большой постер SAY IT LOUD[25], висевший в пабе общины, с маленькими дырочками от кнопок.

Паспорт, выданный в 1981 году, рост 176, цвет глаз — карий. Толстая курительная трубка, остановившиеся часы. Потертый кожаный шнурок на шею с гигантской звездой Давида.

Черно-белые фотографии и фотографии с выцветшими красками. В порту в профиль и с бакенбардами, в замшевом пиджаке и в шерстяном свитере. Со счастливым выражением лица на водительском сиденье машины. В шапке поселенца и джинсовых шортах на танке при заходе солнца.

Газетные вырезки в пластиковой папке. Бегин и Садат договорились сегодня ночью… новые протесты перед зданием советского торгпредства… группа врачей Сальгренской больницы нашла совершенно новый метод… помолвки, свадьбы, рождения.

Его диссертация в светло-красном переплете. Пачка поздравительных открыток с подписью.

Темно-синий карманный календарь за прошлый год. Запланированные встречи. Дни рождения. Заметки на полях. Планы целых дней, решительно перечеркнутые чернилами. Никаких записей с той пятницы, когда позвонил коллега.

* * *

Мамэ не закрывала рта всю дорогу до общины. Говорила о своем папе, которого называла гением, о своей маме, у которой были длинные ноги, о своих феноменальных способностях к языкам, и, можешь представить себе, Койбеле, я все еще говорю по-русски, после стольких-то лет, и какая трагедия, Койбеле, что я больше никогда не стану пользоваться своим немецким, знаешь, один раз меня приняли за австрийку, так чисто и красиво я говорила, но я больше никогда не произнесу эти слова, ты ведь это понимаешь, русские еще хуже, не доверяю Горбачеву, фальшивая улыбка, погромы, антисемиты, Гулаг, Освенцим, и bist вы sicher nicht in Österreich (meine Fräulein, fantastich, imklaublich)[26].

Папа рассказывал, что семья мамэ приехала с Украины. Ее отец был глубоко религиозным человеком, который тяготился своей работой коробейника. Из-за конкуренции он подался на север. В поезде между Кенигсбергом и Щециным он ехал в одном купе с группой шведских торговцев. Когда они вышли, он подобрал длинный список поставщиков и клиентов, который они забыли. Читая такие фамилии, как Исакссон, Абрахамссон и Юсефссон, он решил, что страна этих людей кишит благочестивыми евреями.

Когда мы поднялись в банкетный зал, дебаты уже были в разгаре. Мамэ поставила два стула в заднем ряду. Она сняла обе шали и положила их на колени, приветствуя знакомых долгим скорбным подмигиванием.

Дебаты вела кузина Кацмана. Она сидела с Заддинским за маленьким столом перед рядами стульев. На столе лежал блокнот, в который она иногда заглядывала. Соловей сидел в первом ряду и возражал почти против всего, что та говорила.