Три пары

Конор рассказал свою историю о лихорадке Фиа и рвоте Беатрис, покачиваясь на цыпочках и смеясь, подчеркивая каждую грубую деталь. Он говорил быстро, она не могла поспеть за ним. Пока длился его рассказ, он прикрывал глаза от полуденного солнца. Его рубашка была измята и не заправлена, как будто он в ней спал. Из-под джинсов без ремня виднелась полоска обнаженной кожи. Мягкая и округлая. Ей хотелось прикоснуться к ней.

– Ева?

– Это правда? – спросила она. Она посмотрела на небо: солнце было желтым, но тепла от него не исходило. Деревья изменили цвет под лучами солнца: они потусторонне светились, словно прилипли к двумерному миру.

– Что? – Он знал, о чем она спрашивает. Она знала, когда он напускает туману.

– Впустишь меня?

– Я спал.

– Прости. Но, видишь ли, я не могу пойти домой, не поговорив с тобой.

Наверху в туалете спустили воду. Ева наблюдала, как его лицо омрачилось. Он повозился с дверной ручкой, прежде чем опустить руки вдоль тела и посмотреть на нее.

– Это Беа, – сказал он. – Она еще нездорова, я привез ее домой, чтобы позаботиться о ней. И о Фиа. Здесь это гораздо проще. Мне очень жаль.

Не было причин извиняться за доброту. Ева услышала шаги на лестничной площадке наверху.

– Я ухожу от Шэя. Я собираюсь сказать ему сегодня. – Она услышала свой смех: облегчение, когда это было сказано вслух кому-то другому.

– О Ева, – вздохнул Конор. – Ты уверена? Ты действительно этого хочешь?

Она зашла в коридор и остановилась рядом с ним. От него пахло чем-то несвежим, потом, кофе и чуть-чуть рвотой. Конор обнял ее за плечи и вздохнул. Он нежно поцеловал ее, прежде чем отстраниться, его руки крепко лежали на ее плечах, сохраняя между ними расстояние.

– Я не могу сейчас с тобой поговорить, – сказал он. – Обещаю, что найду время завтра. – Его руки слегка давили, и она не могла понять, было ли это давление намеренным, выталкивал ли он ее обратно наружу. Она услышала шаги наверху. Шаги остановились. Кто-то стоял у перил наверху, босые пальцы ног выглядывали сквозь стойки. Беатрис.

– Я люблю тебя, – Ева повысила голос. – Я тебя люблю. Я люблю тебя.

Беатрис скрылась из виду. Он еще раз извинился, сказал ей, что расставание окажется гораздо тяжелее, чем она может себе представить. Просил ее подумать еще раз. Не торопиться. И девочки, надо подумать о них.

– Как ты смеешь, – сказала Ева.

Пес был в исступлении: лаял на что-то, на кошку или на птицу. Кто-то крикнул ему: «Бэйли! Заткнись на хер». Бэйли залаял в ответ.

Конор дотронулся до ее щеки, словно укладывая ее в ладонь.

– Мы с Беа, мы снова разговариваем. Мы хотим разобраться с этим. Ради Фиа. Ты можешь это понять?

Ева отпрянула:

– Вы снова вместе?

– Не знаю. Надеюсь, что да, – сказал Конор.

Пес взвизгнул.

Ева закричала:

– Нет! Нет! Нет!

Шэй обнаружил плачущую Еву, припаркованную возле их дома: передняя часть ее рубашки была мокрой, как у малыша, у которого режутся зубки. Она не могла, не хотела с ним разговаривать. Он ввел ее внутрь, положил на кровать и обнял.

Глава 43 Когда тебе идут обои

Когда стало ясно, что Ева не собирается ни вставать на ноги, ни брать себя в руки, Шэй переместил ее в комнату девочек, а девочек поселил у себя. Их лечащий врач перебирал антидепрессанты и успокоительные. Ева то бодрствовала всю ночь, то спала весь день. Иногда Шэй кричал на нее, чтобы она вставала, ела, двигалась. В большинстве случаев она принимала душ только тогда, когда ее заставляли. Большую часть их дня составляли попытки заставить ее поесть или попить. Он мыл ей голову. Он отмерял ее таблетки, а остальные прятал, как велел их врач.

Много лет назад они смотрели документальный фильм о серфере, который упал с доски на камни и остался в вегетативном состоянии. Его великолепная длинноволосая подруга осталась ему предана. Они тогда поспорили. Ева считала, что девушке надо уйти. Он думал, что ей следует остаться: она явно все еще любит его. Ева согласилась, что девушка его любит, но заявила, что именно поэтому ей следует уйти. Она любит того, кто никогда не сможет ответить на эту любовь. Это ее уничтожит. А для серфера ее уход не стал бы трагедией: он совершенно не осознавал, что потерял. «Но что, если он проснется, – спросил Шэй, – а ее не будет?»

Доброго доктора Конора было не видать.

В первые дни Шэй просил его о помощи, но Конор непреклонно настаивал, что он неподходящий для этого человек. Шэй настолько сосредоточился на Еве, что не смог услышать, что именно Конор пытался ему сказать. Лиззи делала что могла: заходила с едой, приводила девочек из школы и сидела долгие часы с Евой за закрытыми дверями, но никогда не рассказывала Шэю, о чем они разговаривали. Она говорила, что это дело Евы. Иногда по вечерам она приводила с собой Джимми и Джорджию, и они заказывали пиццу.

Аукционист прислал упаковку деревянных ложек, завернутых в коричневую бумагу. На чеке было указано «Харвуд-хаус». И только тогда Шэй вернулся к Конору. Конор рассказал ему, что летом у них с Евой были отношения, но теперь он вернулся к Беатрис. Возможно, именно это и привело к тому, что Ева теряла рассудок.