Три песо

Сергей Иванович старался сделать свой голос как можно равнодушней, держа массивный серебряный медальон в пальцах, выгадывая время. Он мог раскрыть его, не так это и сложно, но тут главное сдержать любопытство. А если его догадка неверна, то всегда можно сослаться на память, да и мало ли в мире похожих медальонов. Но судя по тому, что почтенные кабальеро быстро и многозначительно переглянулись, Рамос понял, что его догадка оказалось верной, и мысленно возблагодарил монашку, что оставила в своих, сейчас еще не написанных мемуаров, воспоминания о «донне Мария Доминга», в миру носившей имя Мария де ла Консепсьон Марселла Аргуэльо.

— Мы с удовольствием ответим на ваши вопросы, сеньор альмиранте, но у нас есть еще одна просьба — вам знаком этот человек?

Ему протянули небольшой овальный портрет, вытянув оный из продолговатой сумки, похожей на планшетку. Но «парсуне» изображен мужчина лет сорока в красном придворном мундире без эполет — начало царствования императора Александра Павловича. Тут он не мог ошибиться в датировке — лента ордена святой Анны через левое плечо, а вот звезда справа, а это характерный признак, потому что у всех русских орденов звезды носились слева. А еще маленький крестик ордена святого Иоанна Иерусалимского свидетельствовал о том, что кавалером оного он стал при императоре Павле Петровиче, но портрет сделан уже после кончины самодержца от «апоплексического удара» табакеркой в висок. Иначе был бы надет непременный парик, и степень мальтийского креста была бы как минимум командора, ведь через плечо «кавалерия» любимого курносым императором ордена. И последним бросился в глаза небольшой золоченый ключ камергера у бедра, так что все сомнения исчезли — теперь он точно знал, кто изображен на портрете.

— Такого изображения я не видел, но похожий портрет имелся, когда я учился в кадетском корпусе, пусть и не на чужбине. Это камергер императора Александра Павловича граф Резанов, тайный супруг Марии Аргуэльо, дочери коменданта Сан-Франциско. Их брак остался в секрете, ибо граф из-за любви совершил государственное преступление — отказался от православия, тайно приняв католичество. Такой шаг мог вызвать на его голову императорскую опалу — времена отличались суровостью, в отличие от нынешнего мягкосердечия, особенно в делах веры. За подобное действие того же католика могли предать суду инквизиции. Поймите — раньше орденом «Золотого Руна» награждали только приверженцев католичества, и лишь потом стали награждать монархов, пусть и христианской веры, но ортодоксов или лютеран. А в начале века не могло быть и речи о таком — это ведь ренегатство!

— Понимаю, сеньор альмиранте, жестокие времена требуют и сурового отношения к вопросам веры, иначе нравственность и честь пострадают!

Кто же из пожилых людей не преминет посетовать на падение нравов среди молодежи — этим психологическим фактором Серхио и воспользовался, памятуя, что «раньше и деревья были большими».

— Вам имя Мария Доминга что-нибудь говорит, сеньор альмиранте?

— Да, это монашеское имя вдовы графа Резанова, в миру ее звали Мария де ла Консепсьон Марселла Аргуэльо. Я с ней виделся последний раз когда мне было всего семь лет, она собиралась уходить в монастырь, после того как ее единственного сына, моего отца, со всем семейством и прислугой убили янки в синих мундирах. Я это видел собственными глазами, и поклялся воевать с ними, пока живу. Донна Мария изредка приезжала к нам на гасиенду в тайне, она ведь вела проповеди у индейцев, отчего именовалась ими La Beata, «Благословенная». А сожженная янки гасиенда была куплена приказчиком на деньги, которые оставил граф Резанов перед своим отплытием в Россию. Я ответил на ваши вопросы, сеньоры?

Испанцы переглянулись, и Серхио с удовлетворением отметил, что их прежняя настороженность исчезла целиком и полностью, теперь они смотрели на него с нескрываемой приязнью и доброжелательностью.

— Мы целиком удовлетворены вашими ответами, сеньор альмиранте, вы высокородный потомок графа Резанова…

— Я и есть граф Резанов, сеньоры. Недавно российский император Николай вернул мне родовое имя и титул, вместе с орденом «Белого Орла» — вот там лежит телеграмма испанского посла в Петербурге. Теперь на моем покойном отце и мне нет клейма незаконнорожденных, хотя все сохранялось в глубокой тайне и графом, и его тестем комендантом, дабы не пошли разговоры о ренегатстве вельможи. Как и о том, что земли камергер выкупил для себя, а отнюдь не для Российской империи.

Кабальеро переглянулись — вот этого они явно не знали, да и о другом могли только догадываться. Но сообразили сразу, почему о тайном браке и комендант, и его дочь могли промолчать всю жизнь, ничего не сказав другим братьям и сестрам. Дело больше политическое, тут помалкивать надобно. А Серхио решил подбросить «сухой соломки»:

— Теперь я пришел сюда в Калифорнию за возвращением своего отчего наследства — королева Мария Кристина и «Хунта» решили вернуть всем кабальеро то, что у них беззаконно отобрали янки!