Три пятерки

В холле отеля «Савоя», уставленного мягкими креслами, в те дни часто сходились спортивные репортеры, хорошо знающие друг друга по многочисленным соревнованиям в различных странах. Пока дело ограничивалось тренировками и визитами в спортивные резиденции, они делили свободное время поровну у стойки бара и в креслах холла, делясь своими прогнозами, сплетнями и впечатлениями. На этой бирже новостей, еще не выпущенных на газетный рынок, сталкивались самые различные точки зрения. Репортеры финских газет считали, что их собратьев по перу не может не интересовать самочувствие великого Вейко, как они фамильярно и в то же время подобострастно называли финского лыжника Хакулинена. Шведы только и говорили о шансах Сигге Эрикссона в борьбе с конькобежцами СССР. Французы, итальянцы, шведы и австрийцы убеждали всех, что единственный настоящий интерес представляет только «боб» (так они запросто называли бобслей) да еще слалом и скоростной спуск, — недаром же зимние олимпиады устраиваются в горах, где есть откуда спускаться со скоростью сто километров в час. Американские спортивные обозреватели превозносили прелести фигурного катания. И только в одном все сходились единодушно: номером один Белой олимпиады станет, конечно, хоккейный турнир. «О, хоккей будет «де люкс», «итс грейтс», «прима», «ферсткласс», «экстра», — раздавалось на всех языках, и воодушевленные проявленным единодушием журналисты начинали взвешивать шансы возможных победителей олимпийского турнира.

Впрочем, множественное число в разговорах о будущих победителях употреблялось не часто. Знатоки, среди которых председательские места занимали специальные обозреватели, сделавшие хоккей своей журналистской специальностью, не сомневались в том, что олимпийские медали, а вместе с ними и золотые медали чемпионов мира завоюют канадцы.

Утром 23 января, получив, как обычно, утреннюю почту и перелистав свежие газеты, несколько журналистов особенно внимательно прочли корреспонденцию в спортивной французской газете «Экип». В ней подробно говорилось о недостатках в игре советских хоккеистов. Корреспондент сообщал, что русские трудно входят в быстрый темп игры, плохо реагируют на игру корпусом, не умеют бить издалека по воротам, новые игроки еще не привыкли к действиям старых, и вся команда слишком рассчитывает на своего лидера Боброва.

Среди собравшихся это вызвало горячие споры.

— Да следили ли вы за Бобровым в этом году? — сердито потряхивая седым хохолком, наступал на двух представителей «Экипа» маленький сухонький старичок, всю жизнь потративший на поездки с одного соревнования на другое. — Ведь он почти не играл после того, как получил повреждение в Лондоне. Вы все еще живете стокгольмскими представлениями. Но первенство мира пятьдесят четвертого года было лебединой песней этого замечательного хоккеиста.

— Тем хуже для команды, которая все еще делает ставку на него, — сказал, позевывая, коротко остриженный под бобрик американец в клетчатой ковбойке с расстегнутым воротом.

— А кто вам сказал, что русские на него рассчитывают? — взорвался старичок. — Это же опасное заблуждение, предупредите свою команду, пока не поздно... Они там читают «Экип»? Наверное, читают! Предупредите. И кто видел новых русских игроков, которые не привыкли к действиям старых?.. Они же все уже играли и в Швеции и в Германии. У них отлично слаженные пятерки, и неизвестно сейчас, какая сильнее: первая, вторая или третья.

— Не волнуйтесь, дорогой коллега, — сказал один из французов, загорелый красавец, большую часть дня проводящий на лыжах. Он и сейчас все поглядывал в окно, дожидаясь машины, чтобы ехать к трассе скоростного спуска. — Нам недолго осталось ждать, и вы увидите, что Бобров не отказался от попытки быть лучшим в команде. И пусть это тревожит русских, а не нас.

— Как не нас, как не нас! — снова зачастил старичок. — В наше время мы привыкли отвечать за достоверность своей информации. Мы волновались, когда брались за перо. Да, да, волновались! Мы знали, что нам верят, что от наших оценок, от наших выводов зависят репутации, зависят победы. Бобров кончился, понимаете вы это, а вы пишете, что на него делают ставку. Это плохая услуга, очень плохая.

— Но почему же вот так и кончился? — по-прежнему невозмутимо спросил американец. — Может быть, он просто бережет силы, раз их уже стало меньше.