Три плюс одна

Осталось только тяжелое возбужденное дыхание со всех сторон. Ник и Луиза отпрянули друг от друга и, смутившись, потупили взгляды. Луиза прикрылась руками.

— Переход! — прозвучало перед тем, как музыка вновь зазвучала.

С началом новой песни Луизу все же отобрал Бизончик. На этот раз его не остановили. Юрец дорвался до лакомых яств Оленьки. Толик позвал Фаню. Мирон еще раньше ушел под дерево исследовать остатки помидоров, и тогда Аскер пригласил Риту — с Анфисой он уже танцевал.

В паре с Анфисой оказался Ник. Он еще не отошел от танца с Луизой, и с удовольствием пропустил бы. Лучше бы Мирон не отходил.

— Ну что, несчастный страдалец, не пора ли встряхнуть твое болото, которое ты называешь настроением?

Девичьи руки бешено обвили шею, прохладное тело вжалось и растеклось по Нику, словно погружая в себя. Оба были высокими, и с Ником Анфиса чувствовала себя комфортней, чем с любым другим, кроме Толика.

Да, кроме Толика. С Толиком любая сразу ощущала себя счастливой. А с Ником…

А что с Ником не так? И — второй вопрос: почему никто не видит, что с Толиком вообще все не так, как кажется? Это колдовство? Гипноз?

— Ты понял, почему в предыдущем туре Толик не пустил Бизончика и назначил тебя? — спросила на ухо Анфиса. Ник угрюмо молчал, и она продолжила: — Нельзя было оставлять Луизе выбор. Она и раньше из вас троих никого не выбрала, а сейчас могла взбрыкнуть и чего-нибудь учудить. Толик в таких делах собаку съел, потому и вождь.

— А почему меня первым?

Одного с Ником роста, Анфиса умудрилась посмотреть на него свысока:

— Аскер из вас самый боевой, он мог пойти на принцип и заставить Луизу отстоять ее право быть не такой, как все. Мирон — размазня, мог не рискнуть даже прижаться в танце, или его потом пришлось бы откачивать. Кстати, команда на раздевание раздалась именно при тебе, чтобы ты, наш общепризнанный ханжа, возмутился, а она поступила наперекор. Чего у Толика не отнять — его умения вывернуть любую ситуацию к своей пользе. Мирон мог промолчать из трусости и, тем более, не сумел бы на глазах у всех стянуть трусы с объекта поклонения, а Аскер, который ей в попу дышит…

— В пупок, — нервно поправил Ник. — Про очень низеньких при сравнении с высокими говорят «дышит в пупок».

— Да пусть дышит куда хочет. Кстати, о том, куда можно дышать. Хватит миндальничать.

Анфиса резко сбросила руки Ника себе ниже пояса.

Ощущения покоробили и взбудоражили. Совсем недавно эту плоть тискали и трепали множество других рук. И все же спелый вкус, переданный осязанием, ударил по мозгам. Взбрыкнули давно проснувшиеся древние инстинкты. Голосу разума грозили неповиновением и требовали заткнуться.

Луизе хорошо в этой компании с их развлечениями, тогда с какой стати Ник обязан доказывать ей, что ему от всего этого плохо? Он никому ничего не докажет, а многое в жизни упустит. Аскер пришел к такому выводу раньше, и то, что он творил с объемными прелестями Оленьки, почти не отличалось от происходившего в других парах.

Ник посмотрел вбок и сначала подумал, что в темноте обознался. Луиза обнималась с Бизончиком. Почти так же, как рядом Толик с ее сестрой. Прямо на глазах Ника дорогой сердцу человек таял в руках быковатого качка, большие пятерни поглаживали выпирающие острия лопаток, гуляли по тонкой спинке, спускались на талию… Склонив голову на плечо партнера, Луиза безропотно принимала ласки. Ника в предыдущем танце она все же стеснялась, а недалекого Бизончика с единственной извилиной, в которой жила единственная мысль, сейчас проявляемая во всей красе — нет. Совершенно. Похоже, Луизе было все равно. Она закрыла глаза и прижалась к ополоумевше-довольному кавалеру еще теснее, чем недавно к Нику. За ее спиной Бизончик выставил вверх большой палец танцующему рядом Толику. Луиза, естественно, этого не видела.

Бизончик опустил ладони ниже ее талии. Она вздрогнула… и расслабилась. Танец продолжился. Для того, чтобы быть с Толиком, нужно принимать его правила. Луиза приняла. Бизончик или кто-то другой — какая теперь разница? Партнер потерял свое имя, свое лицо, свою личность, стал просто частью мира, в котором живет и которым правит любимый Луизой человек. Чужие руки мяли ее поддающиеся напору и ситуации округлости — как нечто само собой разумеющееся, без чего нельзя. Что предписано правилами. Чего теперь не может быть по-другому, потому что нужно именно так.

Хочешь не хочешь, а мысли вернулись от Луизы к той, которую обнимал. Грудь прижималась к груди, живот к животу, а в руках…

Несмотря на объем, плоть у Анфисы была тугая, почти жесткая, ягодицы играли с пальцами Ника мышцами, как кот с мышью, будто не он овладел ими, а наоборот. Они требовали внимания. Требовали действий. Требовали сочувствия и молили о чувственных играх. В общем, много и безостановочно требовали. «На абордаж!» — кричало все тело Анфисы.

Даже ничего не надо делать, просто пойти на поводу…

И ад перестанет жечь, он просто станет местом, где нет Бога.

Или?..