Три плута

— Хорошо. Но вы мне не дали досказать вот какое предположение, — продолжал Смирнин, — следователь прежде всего пустится на разведки, где в последнее время чаще всего бывал Рогов и с кем водил компанию. Вот и узнают, что у вас он со мною встречался, а что я служу помощником бухгалтера в отделении вкладов банка «Валюта»… Ну, стало быть, я и передал ему вкладной лист.

— Допустим даже, что все это так, — ответил Мустафетов, — хотя данных к тому, чтобы разведать, где чаще всего бывал Роман Егорович в последнее время, у следственной власти никаких явиться не может. Но допустим, как вы говорите, что до нас доберутся. Ведь это только самая отдаленная косвенная улика. Мы с вами — не дети, которых можно заставить говорить по желанию, и сознаваться вам нет никакой надобности.

— А если нас уличат?

Терпение Мустафетова лопнуло; он грозно сверкнул глазами и сказал:

— Не каркайте. Молчите!

— Это ужасно! С ума можно сойти! Что я наделал? Что я наделал! — завопил Смирнин, шагая растерянно по кабинету. Потом он остановился, подумал, взял с подоконника свою шляпу и робко заявил: — Назар Назарович, я лучше пойду.

— Куда это? — удивленно спросил тот.

— Я пойду к Роману Егоровичу навстречу. Я буду ждать его на пути: он ведь скоро приедет.

— Вы с ума сошли? Нет, я не пущу вас. Вы не в нормальном состоянии, еще черт знает каких нелепостей натворите. Экое малодушие!

Однако Мустафетов сам вздрогнул и замер на месте. В передней раздался звонок.

Тревога была фальшивая: звонил почтальон, занесший какую-то рекламу об усовершенствованных горелках, так что Мустафетов выругался и сказал Смирнину:

— Ну вот вам и объяснение напрасного страха. Так, как вы, малодушничать нельзя. Знайте, что если я руковожу делом, то, раз доверившись мне, вы должны всецело подчиняться моей воле.

— Это насилие.

— Называйте как хотите.

— Но если мне душно здесь, если я задыхаюсь в этих стенах?

— Можно форточку открыть.

— Вы все смеетесь надо мной. Я пойду и буду гулять только перед домом. Я уверен, что Рогов должен теперь скоро приехать.

— А я говорю вам, что вы отсюда шага не сделаете, — безапелляционным голосом сказал Мустафетов. — Если бы мне понадобилось, то я готов употребить против вас силу. Я скручу вас веревкой, завяжу вам рот, чтобы вы не кричали, и положу вас на этот диван, пока дело не будет кончено.

В этот момент Смирнин ясно почувствовал, что Мустафетов способен сделать это. Он инстинктивно сознавал по одному выражению глаз Мустафетова, что в такие минуты тот ощущал огромный прилив силы. В то же время он сознавал, что уходить куда бы то ни было глупо и бестактно.

— Какой вы, право, странный! — сказал он, несколько сконфуженный, и отошел снова к прежнему месту у письменного стола, к креслу.

Назар Назарович нарочно стал насвистывать игривый мотив из какой-то оперетки.

Вдруг снова раздался звонок.

Теперь только можно было заметить, до какой степени волновался и хозяин дома. Мертвенная бледность покрыла его лицо. На минуту он замер. У Смирнина же от перепуга даже ноги тряслись, и он не был в силах промолвить и слова.

Но менее чем через минуту Мустафетов овладел собою и пошел в переднюю, за ним последовал и трясущийся от страха Смирнин.

Никто из слуг не шел. Дверь пришлось отворять самому хозяину. На устах его уже дрожал вопрос: «Ну, что?» — когда он вдруг увидал перед собою совсем другое лицо. То был Гарпагон.

— Ах, это вы! — бросил Мустафетов, не имея уже силы придать своему лицу и интонации голоса более любезное выражение.

— Это я-с, — ехидным шепотком проговорил старый плут. — Пришел с приятной весточкой: вчера, как я достоверно узнал, засадили голубчика, хе-хе-хе, засадили, как они выражаются, безусловно, по высшей мере, хе-хе-хе…

Назар Назарович не нашелся даже сразу, что ответить на это: так далек он был теперь от мысли о Лагорине.

— Извините, — сказал он, боясь, как бы Гарпагон не расселся тут, — но я занят по крайне важному делу… Ведите дальше все по известному плану.

— Хе-хе-хе, уж мы главное сделали, а теперь пустое остается.

— Ну, и прекрасно. Извините, но я на днях сам заеду к вам…

— А мои сто рублей?

Лицо Гарпагона вдруг вытянулось и потускнело, но Мустафетов с такой готовностью удовлетворил его желание, что он без дальнейших околичностей согласился убраться.

Широко раскрыли пред ним дверь, и он столкнулся лицом к лицу с возвращавшимся Роговым.

— Ну, что? — кинулись к нему Назар Назарович и Иван Павлович.

— Дело, господа, отложено.

— Как отложено? — в ужасе спросили тот и другой.

— А это надо вам рассказать подробнее.

В неимоверном волнении последовали Назар Назарович и Иван Павлович за Роговым в кабинет. Тут они снова набросились на него с расспросами, как, что, почему, не случилось ли уже чего?

— Во-первых, господа, извольте сесть и успокоиться, — сказал он каким-то торжественным тоном. — Чего вы волнуетесь? Не понимаю даже! Ведь дело совершенно просто.

— Просто для тебя, так как ты все знаешь, но не для нас.