Три плута

— Герасим Онуфриевич, меня прислал к вам Назар Назарович Мустафетов. Прошу садиться. Потолкуем! — И так усадил его, чтобы старый негодяй приходился совсем близко к соседнему столику.

Не зная, что сказать, Гарпагон постарался отразить на лице улыбку и спросил Лагорина:

— Вероятно, опять дельце наклевывается? Хорошему господину служить всегда приятно.

— Дело щекотливое, — ответил Сергей Иванович сперва тихо, но затем повел речь достаточно громко, чтобы каждое слово было слышно за соседним столом: — Назар Назарович предлагает вам исправить одну свою великую ошибку. Как он ни умен, а теперь сознает, что дал маху.

— В чем это?

— Да насчет молодого Лагорина. Оказывается, его родители соглашаются дать за него большой выкуп.

Гарпагон покачал головою, после чего сказал:

— Поторопился, видно, Назар Назарович!

— То есть как поторопился?

Старый плут подозрительно посмотрел на собеседника, как будто сомневаясь: можно ли с ним говорить начистоту?

Но Сергей Иванович разгадал его мысли и поспешно сказал:

— Вы со мной не стесняйтесь, потому что Мустафетов именно меня-то и хочет послать в Киевскую губернию к родителям Лагорина, но поручил предварительно спросить вас, каким путем здесь можно поправить дело, то есть как выпустить молодого человека из тюрьмы и очистить от всякого подозрения? За эту штуку старики родители заплатят большие деньги.

Онуфриев снова покачал головою, и злобной укоризной были полны его глаза, когда он сказал:

— О чем же раньше думал Назар Назарович? Так дел не делают. Надо было сперва к родителям за выкупом сунуться, а он тогда об одном говорил: стереть его, мол, с лица земли! А теперь легкое ли дело! Когда человека и впрямь в ничто обратили, пойди-ка воскреси его! — Вслед за тем, подумав, он спросил: — А сколько с родителей-то взять удастся? Говорил вам Назар Назарович?

— Он сказывал, будто они уже на тридцать тысяч идут, — ответил Сергей Иванович.

— Вон оно как! — удивился Гарпагон и от волнения даже побледнел.

— Назар Назарович, — продолжал между тем старик Лагорин, — распределяет так: двадцать тысяч ему, и из них он меня наградит, а десять тысяч — вам. Он только просит вас найти подставное лицо.

Гарпагон все более злился. В приливе гнева он наконец не выдержал и, стукнув кулаком по столу, сказал:

— Шалишь, батенька! Довольно я на него работал за гроши. Разве мне известно, сколько сам он получил за то, чтобы упрятать в острог ни в чем не повинного мальчишку? Мне-то ведь за всю работу только триста рублей перепало. А теперь, когда потребовалось дело поправлять, которое сам он сгоряча напутал, он себе львиную долю взять хочет из выкупа, да я же еще ему подставных лиц разыскивай? Дудки!

Но тут Лагорин встал, выпрямился и, обращаясь к двум лицам, сидевшим за соседним столиком, громко и внятно спросил:

— Вы все слышали, господа?

— Слышали каждое слово, — ответили те в один голос, также встав со своих мест.

— Присягнуть могу! — в крайнем негодовании сказал хозяин комнат.

— Да, я видел, — заявил конторщик, — как этот самый человек приходил к вашему сыну однажды утром, незадолго до ареста, и тогда же подумал: «Что-то раньше не замечались такие знакомые у Анатолия Сергеевича».

Тогда Лагорин громко сказал:

— Прошу немедленно послать за полицией. Нами наконец пойман и уличен страшный злодей.

Герасим Онуфриевич задрожал как осиновый лист. Растерявшись от неожиданности, он еле был в силах проговорить:

— Это — ловушка! Это — западня!

— Для таких хищных зверей, как вы, волей-неволей приходится капканы ставить, — ответил ему содержатель меблированных комнат.

Негодяй стал нести всякую бессмыслицу; но напрасно пробовал он извернуться: его никто даже не слушал. Участники его поимки могли только радоваться несомненной теперь надежде спасти безвинно погибавшего молодого человека.

Полиция не заставила себя ждать. Перешли в отдельный кабинет для составления протокола.

Делу был дан надлежащий ход. Но не так-то скоро оно делалось, как сказка сказывается. Потребовалось исполнение массы предварительных формальностей, так как у исправляющего должность судебного следователя зародилось понятное подозрение о том, что Лагорин желает спасти своего сына какою бы то ни было ценою. Пошли всякие справки, вызовы свидетелей, одного только Мустафетова почему-то еще не допрашивали.

Времени прошло очень много. Старики Лагорины совсем измучились, как вдруг однажды Сергей Иванович прочитал в газетах об аресте на скачках этого отъявленного мошенника.

С газетным номером в руках вошел старик Лагорин в камеру молодого судебного следователя. На этот раз тот встретил его радостным возгласом:

— Вы чрезвычайно кстати. Я только что подписал постановление об освобождении вашего сына. Дело о нем прекращается. Вернее сказать, он будет фигурировать теперь на суде уже не в качестве обвиняемого, а как лицо пострадавшее.

Старик побледнел и пошатнулся.

— Вы убедились? — спросил он прерывающимся голосом и положил газету на стол.

Молодой юрист сделал отрицательное движение рукою и сказал: