Три побоища — от Калки до Куликовской битвы

Голос, прозвучавший за спиной у Салджидая, остановил его руку на очередном замахе:

– О светлейший, тебя кличет к себе твой славный отец. Поспеши, дело срочное!

– Что случилось? – Салджидай обернулся, тяжело дыша.

В дверном проеме из-за циновки торчала голова слуги в тюбетейке.

– Эмир Челубей наткнулся на войско русов, – прозвучал ответ. – Твой мудрый отец созывает военачальников на совет.

– Хорошо. Я иду. – Салджидай отшвырнул плеть.

Голова слуги исчезла.

* * *

Совет у Мамая был недолог. Мурзы и эмиры, настроенные на то, что московский князь, скорее всего, бежал в северные леса, а те из русских князей, что решатся воевать с Ордой, должны собрать свои полки на окском речном рубеже, не желали верить донесениям эмира Челубея.

Но Мамай доверял Челубею. Был отдан приказ двигаться в путь, туда, где расположился станом передовой тумен Мамаевой орды.

Сумерки быстро сгущались, пока не погасли на западе последние отблески заката. Темноту ночи наполнили звуки идущего по густому травостою конного и пешего войска, скрип повозок, пофыркивание лошадей, окрики погонщиков.

Лейла и Галима ехали в повозке.

Настасья же, нагая и исхлестанная плетью, шла пешком за одной из телег. Ее руки были связаны спереди на запястьях, а конец веревки был привязан к повозке.

К походному лагерю передового тумена орда Мамая добралась около полуночи.

Опять собрался совет в шатре Мамая, куда пришел и Челубей. Оказалось, что в стане Челубея побывал гонец от рязанского князя, который сообщил о том, что полки московского князя, перейдя Оку близ Лопасни, ушли к Дону.

– По словам гонца, войско князя Дмитрия очень велико! – сказал Челубей. – Если московская рать переправилась через Оку еще в конце августа, значит, теперь полки князя Дмитрия где-то неподалеку от нас.

– Почему князь Олег не сообщил об этом раньше? – нахмурился Мамай.

– Князь Олег рассчитывал, что наше войско окажется у Оки еще в середине августа, – ответил Челубей.

– Где сейчас войско Ягайлы? – спросил Мамай.

– Где-то возле Одоева, – сказал Челубей, – в суточном переходе от Дона.

– Ждать ли нам Ягайлу или ударить на полки московского князя своими силами? – обратился к собравшимся эмирам Мамай.

– Пусть Челубей разыщет московскую рать, а уж мы растопчем ее копытами нашей конницы! – с азартом воскликнул Салджидай.

Эту реплику Салджидая дружно подхватили прочие ордынские военачальники, уверенные в мощи и непобедимости Мамаевой орды. Чем может им грозить московский князь, если у Мамая одной конницы больше шестидесяти тысяч!

Мамай распустил совет, повелев Челубею с рассветом разослать во все стороны караулы на быстрых конях, чтобы обнаружить войско князя Дмитрия. Караулом в монголо-татарском войске назывался передовой дозор. Однако утро выдалось столь туманное, что татарские дозорные никуда не выехали. А когда туман рассеялся, возле стана Челубея оказались русские конники, затеявшие перестрелку из луков с воинами Челубея.

Глава десятая Эмир Челубей

Головной татарский тумен, повинуясь приказу Челубея, занял вершину Красного холма.

Утро разгоралось. Русское войско было с высоты как на ладони. Челубей отрядил гонца к Мамаю, торопя его поскорее выдвигать все татарское войско к Красному холму. А сам повел свой конный тумен вниз, в долину, горя нетерпеливым желанием первым скрестить оружие с воинами князя Дмитрия, осмелившегося на открытое противостояние с Золотой Ордой.

Десять тысяч всадников Челубея растянулись широким полумесяцем напротив стройных шеренг русского войска, укрытых овальными красными щитами. Челубей в сопровождении знаменосца и группы младших военачальников дважды проехал туда и обратно вдоль густых рядов своих конников в островерхих аварских шлемах и мохнатых шапках. Челубей медлил давать сигнал к началу атаки, слегка смущенный неколебимым спокойствием русских полков, над которыми реяли стяги с ликами святых угодников.

«Если князь Дмитрий столь смел, что вывел свою рать в глубь степей навстречу Мамаю, тогда, может, он отважится на поединок со мной!» – мелькнуло в голове у Челубея.

Гибель князя Дмитрия, несомненно, подорвет боевой дух русичей.

Огрев коня плетью, Челубей выехал на середину пространства, разделяющего русскую и татарскую рати. Словно пушинку, он вскинул над головой тяжелое боевое копье, вызывая на единоборство витязя из русских полков.

Вороной длинногривый жеребец Челубея грыз удила, нетерпеливо перебирая ногами и помахивая густым длинным хвостом. Сильная рука эмира удерживала его на месте, но горячему скакуну это не нравилось, и он с хрипением тряс головой.

Темно-карие узкие глаза Челубея настороженно вглядывались из-под козырька бухарского шлема в плотные массы русских конников и пешцев, доспехи которых блистали на солнце. Там, в этих грозных шеренгах с поднятыми кверху копьями, не было заметно ни смятения, ни шевеления, как будто стоящие перед Челубеем многие тысячи русских латников разом онемели и обездвижели. За спиной у Челубея в рядах татарской конницы зазвучали презрительные выкрики и насмешки.

Утекали минуты одна за другой. Нетерпение коня стало передаваться и Челубею.