Три подруги и разбитое зеркало

После напитка я забывалась тяжелым, тягучим сном, одновременно дарящим благословенное забытье и изматывающим так, будто я участвовала марафоне. Периодически сон сменялся дремой, которая обрывалась и наступала без моего на то желания. Я открывала глаза, видела уже набившую оскомину стенку, переворачивалась на другой бок и засыпала.

Проснувшись в очередной раз, поняла, что больше не могу лежать. Села, отодрав несколько слипшихся прядей от лица, и сбросила одеяло, под которым было душно и невыносимо.

В комнате я находилась одна, но кресло рядом с кроватью ещё хранило очертания чужого силуэта, словно тот, кто в нем сидел покинул его буквально пару минут назад. Дверь по-прежнему оставалась плотно притворенной, лампочка под потолком продолжала гореть, а мне до истерики захотелось подышать свежим воздухом и увидеть солнечный свет.

Я сползла с кровати, ступила голыми ступнями на холодный пол и оглядела себя. Нижнее белье, в котором я очнулась после подвала, отсутствовало, а вместо него на мне красовалась тонкая майка на бретельках и спортивные шорты. От порезов осталось несколько светлых полосок, а вот ссадины и ушибы исчезли полностью. Горло не болело, кашель не душил. В целом, я оценивала собственное состояние как удовлетворительное. Но нужен был душ, а еще лучше – ванная, чтобы смыть с себя пот и остатки всех тех дней, которые я провела в местных застенках. Санузел, к сожалению, в моей темнице был не предусмотрен и это с одной стороны печалило, а с другой – предоставляло отличный предлог.

Подойдя к двери, я аккуратно потрогала ручку, а после попыталась её повернуть. К моему величайшему удивлению дверь легко поддалась и передо мной предстала темнота. Неуверенно перешагнув через порог, я посмотрела направо, посмотрела налево, ничего и никого не увидела, и сильно удивилась.

– Комната открыта, охраны нет, – пробормотала я себе под нос. – И что бы это могло значить?

Из двух имеющихся направлений нужно было выбрать одно. Но я понятия не имела, в какую сторону бежать, потому темнота, сколько бы я в неё не всматривалась, оставалась неприступной и настораживающей.

Потоптавшись в нерешительности еще некоторое время, я решительно заявила самой себе, что нужно идти. Хоть куда-нибудь. Потому что промедление повышало вероятность столкнуться с Максом, идущим проведать свою пленницу.

И я пошла направо.

Я двигалась на ощупь, держась рукой за стену, ступая аккуратно и мягко. Такая тактика существенно замедляла, снижая скорость до скорости банановой улитки, но имелось подозрение, что отсутствие охраны под моей дверью подразумевало наличие скрытых препятствий или ловушек.

Я шла и шла, несколько раз свернув вместе со стеной, пока после очередного поворота не увидела свет метрах в тридцати от себя. Радоваться не спешила, помнила золотые слова: «Если видите свет в конце тоннеля, не обнадёживайтесь, возможно, это поезд». И вот под поезд мне как раз-таки и не хотелось попасть, а потому я замерла, тщательно напрягая слух и пытаясь уловить еще что-нибудь, помимо звука собственного дыхания.

И мне это удалось.

Я услышала приглушенные голоса, а точнее – несколько голосов, участвующих в оживленной беседе.

Решив узнать, кто там и что так эмоционально обсуждает, я пошла на свет, крадясь так аккуратно, словно шла по минному полю.

Приблизившись к источнику света вплотную, поняла, что приманивший меня огонек не один – их два. Два настенных светильника, установленных по обе стороны от двери, запертой недостаточно плотно. Она-то и скрывала за собой беседовавших.

Прислонившись к стене, я замерла.

– Они следят за нами, – недовольно проговорил незнакомец, которого я не видела, а только слышала. Судя по голосу, это был уже немолодой мужчина, привыкшему говорить много и по делу, а потому очень четко произносивший каждую букву. Перед глазами всплыл образ седовласого профессора, выступающего перед сонными и безразличными студентами. – В городе полно информаторов.

– Я за ними тоже слежу, – невозмутимо промолвил Макс.

– Следить недостаточно. Надо что-то делать! – отрывисто воскликнул второй.

– Уже делаю.

– Они тоже делают. Чума в городе!

Я теснее прижалась к стене, поглядывая во тьму и в любой момент ожидая появления клубной охраны.

В комнате что-то скрипнуло, звякнуло, а после Макс ответил:

– Слышал. Но нет никаких доказательств – ни существования Чумы, а ни того, что Чума работает на Совет. Не думаю, что старики способны контролировать практически мифического героя. Никто этого не может. И если он существует, если он здесь, то он сам по себе. А значит, с ним можно договориться.

– Договориться с Чумой? – рассерженно рассмеялся незнакомец. – Это всё равно, что попытаться договориться дождем! Или с ураганом!

– В основе всего, что делает Чума – месть и справедливость, – стоял на своем Макс. – Из этого следует, что к нашему конфликту с Советом Чума не имеет никакого отношения. Старики обожают мстить и делать пакости, но что такое справедливость они не знают даже в теории.