Три подруги и разбитое зеркало

Вложив всю свою силу и всю свою ненависть в удар, я воткнула острие камня прямиком в грудь той, которую десять лет называла лучшей подругой. Прорезав кожу и прорвав мышцы, камень проломил ребра и вонзился во что-то мягкое, что по вибрации, которая стала откликом камня на внутренние сокращения, являлось сердцем.

Кто-то закричал.

Закричал так пронзительно, как лезвием резанув по ушам.

Я непроизвольно сжалась в комок, пытаясь минимизировать ущерб, пытаясь спрятаться от крика, но камень не выпустила и хватку не ослабила. Наоборот, толкнувшись вперед, я вдавила камень еще глубже в тело Нисы, в её сердце…

А оно, несмотря на повреждения, всё еще билось. Но каждый следующий удар был слабее предыдущего. Сердце боролось и своей борьбой напоминало раненного воробья, пытающегося вспорхнуть, но его крылья больше не могли летать. И так до тех пор, пока последний, будто бы прощальный удар не свел тело банши судорогой, после чего она обмякла.

Чернота, протянувшаяся между Нисой и мамой, но так и не успевшая полностью выкарабкаться из банши, завизжала. Она царапалась, дергалась, рвалась изо всех сил, однако словно застряла в том месте, в котором её остановил камень – наполовину в одном теле, наполовину в другом.

Так продолжалось недолго. Силы уходили из меня и это было правильно. Камень выступал проводником, проводником между жизнью и смертью, заставляя выбирать жизнь. Но выбирала сейчас не я, потому что свой выбор сделала давно. И нужно было просто завершить начатое, сделать всё правильно. Спасти не одну душу, а несколько. На самом деле, я хотела спасти стольких, скольких могла.

Заверещав еще громче и выдав практически ультразвук, тень растворилась в воздухе, оставив после себя лишь черный дымок, будто свеча накоптила.

А после исчез и он.

Послышался глубокий шумный вздох. Воздух с протяжным сухим свистом ворвался в легкие, которые много лет не дышали.

Мама распахнула глаза.

Несколько долгих мгновений она лежала, бессмысленно глядя перед собой, будто бы прислушиваясь к миру вокруг и к своим внутренним ощущениям.

– Ну, ни черта себе! – выдал Гриша, разрушив хрупкий момент тишины, повисший тонкой нитью между почти случившейся трагедией и наступившим спасением.

Я со стоном повалилась на тело Нисы, позволив мышцам расслабиться. Мелко-мелко тряслись руки, ноги, внутренности и, кажется, даже мозг.

– Черти не имеют к этому никакого отношения, – мне стало смешно. – А вот я – да.

Кое-как подползла к маме.

И когда она повернула ко мне голову, поприветствовала её с улыбкой:

– Добро пожаловать домой, Ваше Величество.

На красивом лице отразилась растерянность. Столько непонимания было в её взгляде.

Она даже не знала, кто я.

– Что случилось? – сипло спросила королева, двигаясь так, словно не чувствовала собственных рук и ног.

Я помогла ей сесть, поддерживая за плечи, хотя сама с трудом шевелилась.

– Жрица погибла, – ограничилась кратким объяснением, понимая, что длинные монологи она сейчас просто не сможет осознать. – Теперь ты свободна, мама. Я вернула тебя, – горячие слезы заполнили глаза, горло жгло и трудно было дышать. – Я тебя вернула…

Великое зло. И великое добро. Кажется, мне удалось совершить и то, и другое.

Королева подняла светлый, чистый взгляд, оглядела стоящих рядом оборотня и музу, сущность которых разглядела сразу же, а после повернулась ко мне.

– Вы…, – нерешительно начала она голосом, в котором мне слышался перезвон золотых колокольчиков, завывание летящего над барханами жаркого ветра и шелест пробегающего сквозь пальцы шелка. – Вы моя дочь?

***

С замиранием сердца я слушала тоскливую трель флейты, которая неслась над нами, собравшимся в поселении клана банши. Под ногами – утоптанная многими поколениями воинов плотная черная земля, над нами – замкнутое, затянутое размыто-серыми облаками небо, которое будто бы никак не могло определиться, хочет ли оно излиться дождем или нет.

Рядом со мной стояли банши из клана Нисы. Взрослые крепкие мужчины с мозолистыми грубыми руками и обветренными лицами. Под стать им были коротко стриженные женщины, чья готовность в любой момент встать под ружье читалась в уверенных позах с по-военному заложенными за спину руками.

Еще тут были мальчишки и девчонки, с чьих забавных мордашек жизнь пока не успела стереть остатки детства, но они уже ощущали себя членами своего пусть небольшого, но древнего сообщества, как ощущали и всю тяжесть происходящего.

В самых задних рядах стояли те, кто приближался к закату своей жизни – седовласые мужчины и женщины с глубокими морщинами и понимающими глазами. Они составляли лишь малую горстку от всего клана, потому как банши в принципе редко доживали до старости. Но вокруг них будто витала та огромная мудрость, что накопилась за столетия бытия. Как и все, они были одеты в траурные белые одежды и каждый держал в руке по ярко-алому цветку паучьей лилии, символу невосполнимой потери.

Мы молча стояли на площади для собраний, куда жители поселения сходились для обсуждения значимых решений, проведения прямых голосований, заключения брачных союзов и… прощания с погибшими.