Три покушения на Ленина

Нечто подобное было и во Франции: достаточно сказать, что военные бунты охватили 28 дивизий, что путь на Париж был фактически открыт. Но генерал Петэн перехватил инициативу, приказал расстрелять зачинщиков – и на этом французская революция закончилась.

В России обстановка была куда более благоприятной. 22 февраля царь отбыл в Ставку. А 23-го на улицы Петрограда вышло 128 тысяч забастовщиков, в основном женщин – это был Международный женский день. С криками «Долой войну!» женщины ворвались в казармы запасного пехотного полка и… через некоторое время вышли оттуда в обнимку с солдатами, которые, конечно же, отказались разгонять демонстрацию.

В Петрограде был стотысячный гарнизон, да еще три с половиной тысячи городовых, да жандармы, но… все имели строжайший приказ оружия не применять. И даже казаки, разгоняя толпу, не имели права использовать шашки или нагайки, а лишь вытеснять людей в переулки с помощью лошадей.

Все больше солдат переходило на сторону забастовщиков, все больше оказывалось у них оружия, все чаще вспыхивали перестрелки между ними и верными царю ротами. 27 февраля был разгромлен арсенал, разогнана полиция, сожжен окружной суд, выпущены из тюрем арестанты. Толпы восставших смяли остававшиеся верными трону войска. На следующий день был захвачен Зимний дворец, а потом и Петропавловская крепость. И хотя отряд полковника Кутепова, в котором было более тысячи солдат, да еще орудия и пулеметы, решил стоять насмерть, великий князь Александр Михайлович велел им убираться прочь.

Вскоре был избран Совет рабочих и солдатских депутатов, который немедленно издал Приказ № 1, сыгравший роковую роль в развале армии. А пока что взбунтовавшиеся матросы залили кровью улицы Кронштадта, затем устроили дикую резню офицеров эскадры в Гельсингфорсе. Тогда же был убит командующий Балтийским флотом адмирал Непенин. Всего за эти дни погибло 1443 человека, в том числе 60 офицеров.

Между тем Приказ № 1 начал давать первые результаты. В соответствии с этим приказом во всех частях учреждались выборные комитеты, лишавшие офицеров дисциплинарной власти и отдававшие их самих под контроль комитетов. Иначе говоря, ни один командир не имел права ни послать в атаку, ни открыть огонь по наступающему противнику, не испросив на это согласия комитета.

Конечно же, немецкие войска не преминули воспользоваться этой бестолковщиной. Знаменательно, что именно в эти дни генерал Людендорф записал в своем дневнике вошедшую в историю фразу: «Я часто мечтал об этой революции, которая должна была облегчить тяготы нашей войны. Вечная химера! Но сегодня мечта вдруг исполнилась непредвиденно».

И как же на все это реагировал российский самодержец? Первый тревожный сигнал он получил от супруги, которая еще 26 февраля телеграфировала: «Я очень встревожена положением в городе». Затем ему телеграфировал Родзянко: «Положение серьезное. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога: чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца». На следующий день Родзянко был более краток, но и более категоричен. «Положение ухудшается. Надо принять немедленные меры, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решается судьба родины и династии».

И что же царь? Не приняв никакого решения, обеспокоенный лишь участью семьи, 28-го утром он поехал в Царское Село. Два дня бесцельной поездки, два дня без надежной связи и информации о ежечасно изменяющихся событиях привели к тому, что дальше Вишеры его не пустили, – и царь повернул на Псков, в штаб Северного фронта, которым командовал генерал Рузский. Именно там, в штабе Северного фронта, император принял решение о создании так называемого ответственного министерства. Но 2 марта Родзянко сообщил, что это решение запоздало, что «династический вопрос поставлен ребром и умиротворить страну может только отречение государя от престола». К этой просьбе присоединились командующие фронтами и флотами.

Вечером, когда в Псков приехали Гучков и Шульгин, государь объявил:

– Я вчера и сегодня целый день обдумывал и принял решение отречься от престола. До трех часов дня я готов был пойти на отречение в пользу моего сына, но затем я понял, что расстаться со своим сыном не способен. Вы это, надеюсь, поймете? Поэтому я решил отречься в пользу моего брата.

Мало кто знает, чего стоило царю это решение, ведь он принял его после мучительного разговора с доктором Боткиным, который, нарушив врачебную тайну, заявил, что Алексей безнадежно болен и царствовать никогда не сможет.

Вот он, текст этого манифеста об отречении от престола. До недавнего времени он был тайной за семью печатями. Комментарии, как говорится, излишни, но в том, что он написан кровью сердца, нет никаких сомнений.