Три попытки (К истории русского лже-конституционализма)

"Вы приглашаете меня вступить в ваш кабинет", отвечал я, "и я считаю себя обязанным откровенно высказать вам свое убеждение". В дальнейшем кн. Львов и я пытались выяснить те условия, при которых мы сочли бы возможным принять приглашение П. А. Столыпина, а именно: привлечение общественных деятелей. в кабинет должно быть Высочайшим актом, объяснено целью создания необходимого взаимодействия правительства и общества; общественным деятелям, объединившимся между собой на {74} одной политической программе, должна быть предоставлена половина мест в кабинете, и в том числе портфель министра внутренних дел; новым кабинетом должно быть опубликовано правительственное сообщение, определяющее задачи, которые ставит себе кабинет; должны быть подготовлены к внесению в Гос. Думу законопроекты по важнейшим вопросам государственной жизни, регулирующие пользование свободами, дарованными манифестом 17 октября; применение смертной казни должно быть немедленно приостановлено впредь до разрешения вопроса законодательным порядком.

П. А. Столыпин выслушивал наши заявления невнимательно, иногда возражал или отзывался очень неопределенно и в заключение сказал, что теперь не время разговаривать о программах, а нужно общественным деятелям верить царю и его правительству и самоотверженно отнестись к призыву правительства при тяжелых обстоятельствах, в которых находится страна.

Видя, что мы не находим общего языка с П. А. Столыпиным и совершенно различно оцениваем значение переживаемого времени, кн. Г. Е. Львов и я сочли дальнейший обмен мнений с председателем совета министров бесполезным и простившись с ним удалились".

{75}

V.

Попытка, "обновления" строя.

Казалось, этой беседой - перебранкой вопрос об участии обоих посетителей в кабинете Столыпина был решен окончательно. Но Н. Н. Львов, М. А. Стахович и А. И. Гучков не хотели сдаваться.

Граф Гейден, соглашавшийся признать, что Столыпин неискренен и что сговориться с ним невозможно, тем не менее тоже не обрывал переговоров. В ответ на рассказ Д. Н. Шипова и кн. Г. Е. Львова,

Н. Н. Львов, М. А. Стахович и А. И. Гучков "продолжали выражать доверие готовности и способности председателя совета министров честно вступить на путь обновления нашего государственного строя, полагали, что между нами двумя с одной стороны и П. А. Столыпиным с другой - имели место в переговорах какие-либо недоразумения, вследствие которых мы плохо друг друга поняли и сожалели, что и мы пришли к окончательному отрицательному решению".

Это уже была, если не искренность, то очевидная предвзятость. Однако, уступая друзьям, Шипов и кн. Львов 17 июля отправили Столыпину письмо, в котором еще раз, подробно и систематически, повторяли свои доводы и формулировали условия {76} своего участия. Опять они утверждали, что ослабить революцию можно только "открытым выступлением правительства навстречу свободе и социальным реформам", осуждали политику "приготовления общества к свободным реформам маленькими уступками", требовали 7 портфелей из 13 (в том числе министра внутрен. дел), хотели, чтобы эти 7 лиц были "сплочены единством политических взглядов и объединились на одной политической программе", требовали правительственного заявления о предстоящем внесении в Думу законопроектов, в том числе аграрного с "принудительным отчуждением частновладельческих земель", хотя-бы в отдельных случаях, простановки смертных приговоров до созыва Думы и амнистии участникам "освободительного движения", "не посягавшим на жизнь людей и частное имущество".

Срок созыва Думы они предлагали приблизить с февраля 1907 года на

1 декабря 1906 года.

Д. Н. Шипов откровенно признает, что все эти предложения делались не только для очистки совести. Оба подписавшихся все еще думали, что или их заключение из беседы с Столыпиным, "могло быть ошибочным", или Столыпин мог их неправильно понять. К чувству ответственности примешивалась, очевидно, и некоторая доля {77} наивности. "Весь день (17 июля) мы поджидали", говорит Шипов, "какого-либо отзыва на наше письмо, имея в виду, при желании П. А. Столыпина, вновь его посетить (после того как двумя днями раньше Д. Н, Шипов не хотел посещать ни разу). Допуская возможность такого предположения, мы на всякий случай составили список лиц, из которых мог бы быть составлен коалиционный кабинет". В списке фигурировали: кн. Львов (внутрен. дел). Кони или Лопухин, Мануйлов, М. Федоров или Тимирязев, Шипов, Е. Н. Трубецкой и Гейден.

Мало того, гр. Гейден в течение того же 17 июля, когда продолжалось это ожидание, "был вновь у П. А. Столыпина, по его приглашению", и вновь пытался убедить Столыпина привлечь кн. Львова и Шипова в кабинет, ссылаясь на то, что Государь, "судя по впечатлению, вынесенному Д. Н. Шиповым из аудиенции в Петергофе, одобряет определенный искренний переход к новому курсу государственной жизни". Очень любопытен ответ Столыпина на последний довод. Он всецело подтверждает изложенное мною толкование слов Государя Шипову.