Три последних дня

Таня сердито отодвинула пустой бокал. Тут, на карибском курорте, много одиноких старух: греют косточки, балуются ромом, кокетничают с Чарли, местным жиголо. Неужели и ее ждет подобная перспектива? Это если еще повезет и будут деньги на счастливую старость. Российские-то пенсионеры в большинстве вынуждены каждую копейку считать, какие уж тут Карибы.

«Все. Вернусь в Москву – начну мужа искать. И еще обязательно заведу пенсионный счет. И…»

Закончить планов громадье она не успела. Вдруг услышала у самого уха восторженный возглас:

– Belissimo!

Обернулась, увидела – вездесущий Чарли. С чего это он по-итальянски заговорил?

А тот смотрит на нее влюбленным взором, продолжает бормотать – уже на английском:

– Таня! Я вообще тащусь! Ты должна ему – сказал бы – пятьдесят баксов… Нет, ладно: просто поцелуй его!

– О чем ты? – чуть раздраженно вымолвила она.

– О, милая Таня! Не злись! – Абориген молитвенно сложил руки на груди. – Удостой его хоть взором!..

И потянул ее за собой через пляж, привел под стены кафе (там уже толпилось человек десять вездесущих американских туристов). Громогласно воскликнул:

– Разошлись все! Героиня явилась!

Толпа послушно раздалась, и Садовникова увидела: из влажного песка в натуральную величину выложена женская фигура. Небрежно, в позе Данаи, облокотилась на локоть, лицо величественно, задумчиво и – очень знакомо…

Старички одобрительно загудели, Таня же в изумлении присела перед скульптурой на корточки. Творец, конечно, ей немного польстил, но в целом – это она! И хороша, черт возьми!.. Пропорции изумительны, черты лица гармоничны.

– Вау! – выдохнула девушка.

– Вы должны немедленно снять купальник, – встрял какой-то шустрый старичок, – чтоб мы полностью оценили сходство!..

Получил от своей пожилой спутницы ощутимый пинок и виновато умолк.

А Таня уже нашла глазами скромного, худощавого, бледнолицего юношу, что стоял чуть в стороне. Вот он, скульптор, – ошибиться невозможно. Все они, творцы, одинаковые – тощие, с чуть сумасшедшим взглядом.

Подошла, произнесла сухо:

– Спасибо, конечно. Но вы могли бы, прежде чем ваять, у меня разрешения спросить.

Парень виновато развел руками, ответствовал на приличном английском:

– Какой смысл? Ты бы все равно не позволила! Да, кстати. Меня Дэном зовут. А тебя? – И улыбнулся весьма нахально.

Чарли же суетливо предложил:

– Таня, если тебя ломает, мы можем ее одеть. Или прикрыть. Хочешь, я паранджу принесу?

– Слушай, исчезни, а? – поморщилась она.

Сделала шаг к скульптуре.

– О, нет, не разрушай! – взмолился Чарли. – Давай хоть фотку сделаем! Вас вместе!

– …Обнаженных! – добавил тот же озабоченный старичок.

И снова получил тычок от своей бдительной спутницы, по толпе понеслись смешки.

Скульптор беззлобно хмыкнул:

– Вот придурки!

И обратился к Татьяне:

– Развалите ее, если вас раздражает. Я не обижусь!

– Да ладно. Пусть стоит. То есть лежит, – пожала плечами Таня. Кивнула ваятелю, холодно произнесла: – Спасибо за внимание.

И собралась уходить.

– Если вам захочется подзаработать, всегда рад вас видеть в своей студии! – не растерялся парнишка. – Красивым натурщицам плачу тридцать долларов в час!

– Да ты, парень, жмот! – осудил все тот же похотливый старичок. – Я бы поднял ставку. До ста пятидесяти!

В толпе снова засмеялись.

Таня против воли улыбнулась, настроение улучшилось. Ситуация, конечно, глупая, но раз скульптуры с нее лепят – значит, не совсем еще вышла в тираж.

– Хоть автограф у человека возьми! – проворчал Чарли. – Дэн, чтоб ты знала, знаменитость. Пятнадцать персональных выставок, и в музее Метрополитен какая-то его скульптура стоит. К нам, на Антигуа, он за вдохновением приезжает.

«Надо же! – Татьяна искоса взглянула на парня. – А с виду хлюпик, студент. Жаль, что он совсем не в моем вкусе…»

Ей всегда нравились мужчины эффектные, яркие, мускулистые. Скульптор же – типичный интеллигент, худощавый, в очочках. Любимый мамин типаж. Ее Мирослав в юности, наверно, так выглядел. Даже хулиганская мысль пришла ей в голову: может, нанять паренька, чтоб помог матери залечить сердечную рану? Хотя, раз он известный ваятель, на роль платного утешителя, наверно, не согласится.

Кстати, о маме. Таня взглянула на часы – семь, время пролетело незаметно. Как бы им на теплоход не опоздать!

И девушка решила пройти в свое бунгало через кафе – так было быстрей. А едва вошла в заведение, взгляд упал на экран телевизора. Шли новости. И картинка сразу вогнала ее в ступор.

Сторожевая башня. Таня, пусть не бывала там, сразу это поняла. Нелепое высоченное здание прилепилось на краю обрыва. Вход огорожен желтой полицейской лентой. Журналист с микрофоном взволнованно размахивает руками, показывает на дом. Садовникова напрягла слух, чтобы разобрать английскую речь с островным акцентом: