Три повести

— Здесь дважды было названо мое имя… — Стадухин прошелся перед столом. — В первом случае кто-то изволил сказать, что я ничего не понимаю в рабочей нужде… во втором случае мне предложили записаться в бригаду. Так вот, позвольте и по первому и по второму вопросу. Вероятно, я действительно ничего не понимаю… потому что защищать рабочие интересы, по-моему, — это бороться за свой труд, улучшать его. Что происходит сейчас? Управляющий промыслом показывает вам диаграмму, тревожную диаграмму. Цифры низкие, падают с каждой декадой. А ведь осенние месяцы, рыба не ждет. Рыба уйдет. Конечно, мы, научные работники, стоим как бы несколько в стороне… но интересы промысла для нас с вами все-таки общие. Какими глазами посмотрим мы на тех, кто нас сюда послал? Они скажут: а вы где были в это время?.. почему ничего не предприняли? Не хватает жилищ… плохое питание… это один вопрос. Другой вопрос — рыба. Рыба не ждет, у нее свои сроки. Значит, надо выходить на глубины, а не болтаться близ берега… если вы не хотите, чтобы наши позорные цифры нам нашили на спины! — Он обратился к Шатилову: — А сейчас я отвечу вам: не я один записываюсь, все мы, научные работники, записываемся… да-с. — Он стал было перебирать свои листки. — Впрочем, я кончил. Дело пошире, чем тарелка с кашей, в которую некоторые смотрят. Конечно, и кашу надо уметь приготовить, но не в этом главное!

Одергивая пиджачок, он направился к столу, наткнулся на стул. В бригаду по постройке бараков записались весь комсомольский актив, Шатилов с сыновьями, еще с десяток ловцов. Остальные отмалчивались.

— Пускай комсомольцы стараются… меня в комсомол не принимают. — Угрюмый засольщик подмигивал. — Я погожу.

Его поддержала рябая астраханка:

— С ловца две шкуры дерут. И всё посрамляют, всё тычут… актив! А мне этот актив… во!

Жест астраханки одобрили. Только артельщик инвентарного склада, тощий, с воспалением уха, отплевывался и сокрушался:

— Ловцы… я таких в прежнее время и не видывал!

Но в бригаду он тоже не записался.

Час спустя Микешин направился по дороге в гору. Он нуждался в собеседнике. Окна дома были темны. Только наверху в комнате Паукста еще горел свет. Микешин поднялся по крутой, скрипучей лестнице. Паукст чистил ружье.

— Я на минуту, Ян Яныч. Поучительное было собрание… очень для меня поучительное. — Микешин, не снимая фуражки, сел на диван. — Большие пласты идут… лучшее к нам отходит помаленьку. Однако и против нас есть силы. Кто-то старается… и не впрямую действуют, а тоньше… Мы вот бригаду по постройке бараков сколачивали. Знаешь, сколько записалось в бригаду? Сорок два человека всего… не считая научных работников. А на промысле триста человек. Остальные в нетях, выходит. А знаешь, что я про снабжение думаю? — спросил он вдруг. — Я думаю, что к этому делу приладились кое-какие руки… у нас людей мало, каждого с поклоном встречаем. Дело не в одних недохватках… ну с овощами неважно, с мясом. Опять-таки проморгали огородное дело весной… но ведь рыбы-то, рыбы нет свежей. Владивосток свежей рыбы не видит, а косяки по заливу шныряют. Значит, не тех людей на это дело поставили!

В промасленной тряпке лежали части разобранного ружья-автомата.

— Сказать тебе, о чем я думаю? — Паукст посмотрел на изрытое оспой лицо с подмигивающим от давней контузии глазом. — Я думаю, что надо пересмотреть состав колхоза, да и твоих ребят пересмотреть не мешает. Нитей здесь много… из разных мест нити идут. В Корею пешком ходят… сутки туда да сутки назад. А в Корее японцы заправляют делами. — Он отложил ружье и пересел поближе, вытирая тряпкой масленые пальцы. — Край наш на виду… у самого моря. Подальше — Япония, а за ней и Америка.

— Надо мне этого Головлева пощупать, — сказал Микешин вдруг. — Откуда он взялся? Жаль, что не побывал ты сегодня у нас… идут люди, помаленьку идут, но к нам идут, в нашу сторону. А бережка нашего тем не увидеть… как ни старайтесь. Побывали уже, попробовали на вкус. Горчит!

IX