Три повести

В выходные свободные дни загруженным уходил пароходик от городской пристани. За город, на острова, с узелками, с детьми, устремлялись жители города. На островах росли дикий виноград и шиповник. Вдосталь можно было здесь набродиться мимо старых минных погребов и упраздненных фортов, подышать морем, поваляться на бережку.

Так же, как и другие, переносил на пароход Алибаев младшего сына, такой же узелок был у жены, так же готовились они по-семейному провести праздничный день. Был ничем не отличен от других семейственных людей — в чесучовом пиджаке, с сыном на руках — Алибаев. Несколько семейств тоже сошли на острове. Одна семья — банковского работника Иевлева — была знакома. Дети побежали впереди, матери шли с узелками. Отцы отставали, курили — всё как обычно в загородных совместных прогулках. Побродили и вдоль фортов, выбрали и местечко на берегу возле моря. Дети и жены пошли рвать виноград. Отцы остались на травке. Был даже величествен в белом своем одеянии, в заутюженных брюках, с двумя золотыми коронками, с расчесанными светлыми усиками тучнеющего блондина Иевлев. Пальцы его были в золотистом пуху. Некое щегольство было в надетой слегка набекрень панаме. Впрочем, шло это щегольство из морского прошлого Иевлева, из его службы в конторах Добровольного флота. Лежали перед ними на разостланной пестрой скатерке и испеченные всякие домашние пирожки и даже стояла полубутылочка коньяку. Но стояла полубутылочка больше для видимости. Ни Алибаев, ни Иевлев до нее не дотронулись.

— Мысль ваша, однако, удачная, — сказал Алибаев, оглядывая тишайшую бухточку и все это сонное и безлюдное побережье. — Тут действительно можно будет поговорить… а поговорить есть о чем.

Иевлев слегка сонно и как бы мечтательно смотрел мимо. Казалось, в необычайном довольстве дремали его выцветшие голубые глаза, слегка подпертые выбритыми до шелковистой округлости щеками.

— Видите ли, Алибаев, — ответил он наконец, широким жестом жуира проводя по своим расчесанным светлым усам, — я бы тоже хотел, чтобы вы меня выслушали. Говорить мы можем в открытую. Я выхожу из игры. Не желаю. Извините, но не желаю. Не вижу реальных перспектив. — Он пошевелил пальцами, словно сеял. — А, знаете ли, рисковать… все-таки у нас детки бегают. Изволите видеть: виноградец рвут. Не желаю. А потом — на что расчет? Я спрашиваю: на что расчет?

Алибаев молчал. Только как-то задвигались было и заострились, затвердели его скулы.

— Я спорить не буду, — сказал он погодя. — Каждому своя дорога виднее. Я только отвечу. На что расчет? — Он даже усмехнулся — так непоколебимы, величественны были округлые шелковистые нездоровые щеки. — А как вы полагаете, Константин Алексеевич, Уссурийский этот край так советским и останется?.. А я вот думаю иначе. Интервенция в двадцатом году была неудачна. Она проходила без плана. Слишком много было замешано государств, у которых нет никаких интересов на Тихом океане. Ведь ни Италии, ни Польше, ни чехам делать здесь нечего! Вопрос этот будет решаться в самые ближайшие годы. И, знаете ли, что и Америка здесь ничего не поделает. Уссурийский край отойдет к Японии. Это истина, которая даже не детских географических картах отмечена в Японии. Национальные надежды. Вопрос существования. Япония не может оставаться на островах. Ей нужен материк. И действовать она будет, конечно, решительно… как действовала она и в китайско-японскую войну и в русско-японскую. Одним ударом. По-военному. Без долгой политики. Азиаты все-таки. Азия. Уссурийский край и Маньчжурия будут японскими. Современная история сократила десятилетия до годов. Это именно вопрос ближайших годов. — Он снова потер свою остриженную коротко голову. Иевлев все так же молчал, смотрел на залив. — А ведь, знаете ли, советскую службишку нам не зачтут, — добавил вдруг Алибаев. — То есть, конечно, осуждать не станут. Обстоятельства слишком очевидны… но двигаться с этим будет не так-то легко. Отметка в паспорте. Мы знаем, что значит отметка в паспорте… — он зло усмехнулся, — что значило, например, «бывший колчаковец». История переселяется на Тихий океан. В Европе — кризис, выход — Восток, необъятные рынки и возможности… Здесь в самые ближайшие годы будут разрешаться мировые интересы. Япония ускоряет свою политику. Вот перспективы. А каждому, конечно, своя дорога виднее.

Все так же величественно молчал, глядел на залив Иевлев.

— Я добавлю, — продолжил Алибаев. — Японские мечты простираются, конечно, и дальше… вплоть до Байкала. Но это, по крайней мере на ближайшие годы, дело предположительное. Забайкалье большевики не отдадут. Слишком очевидна угроза Сибири и даже Уралу… а на Сибирь и Урал у них сейчас все надежды. Восточную базу угля и металлургии готовят. Но если японцы отхватят Уссурийский край до Амура, за него большевики драться не станут. В военном отношении Япония в одном из первых рядов… а что касается Америки, то Америка сама с большой охотой будет приветствовать политику открытых дверей на всем Дальнем Востоке… если только Япония на это пойдет.