— Пропал мой заряд, — вздохнул егерь. — А все это потому, конечно, что на ощупь иду я, сознания не хватает. У рабочего оно есть, он другую школу прошел. У меня будет с вами один серьезный разговор в свое время, — заключил он. — А с завтрего я в объезд на два дня… гон начинается. Вы пулевых патронов штук пять не одолжите?
Они прошли наверх, и Паукст достал из патронташа патроны.
— А поговорить приду…
Егерь сунул патроны в карман, спустился вниз и минуту спустя легко перекинул в седло свое сухое тело. Его ноги уже на ходу нашли стремена. Паукст поглядел ему вслед, помедлил и пошел знакомой дорогой, обдумывая и решая для себя ставшие теперь уже неотложными вопросы своей личной жизни.
XXII
Он постучал в окно.
— Извините, Варя, — сказал он минуту спустя. — Может быть, выйдете на минуту.
Он подождал в стороне, пока она вышла из дома. Они пошли берегом, миновали последние палатки переселенцев, наскочившую на мель в тайфун и уже обглоданную водой и людьми рыболовную японскую шхуну и сели на камень. Ледниковыми глыбами лежали прибрежные скалы, и внизу билось о них и ходило в пене и зелени море. Мыс был поворотный. Ветерок здесь был покрепче, помористей.
— Как хорошо… совсем не похоже на нашу тихую бухту. Вот так напрямик легко представить себе Японию, а дальше, наверно, какие-то острова, океан, — сказала Варя.
— Пути мировой колонизации и самых жестоких завоеваний, — усмехнулся он. — Вступление широкое, а тема моя маленькая, личная тема. У меня был сегодня Свияжинов. Мы с ним о многом и хорошо поговорили. — Он помолчал. — Я бы хотел задать вам один вопрос: как вы относитесь сейчас к нему? Я имею основания задать этот вопрос.
— Объясните сначала, потом я отвечу.
— Хорошо, объясню. Свияжинова я очень ценю. И за размах и за внутренние качества. Он немало сделает в жизни. Кроме того, он движется. А ведь мы многих растеряли за последние годы. Гражданская война была одно, а сейчас совсем другое… многие отпали. А были отличные ребята. А вот Алексей не отпал. Хватило у него энергии почти семь лет провести на Камчатке, гонял от Командор чуть ли не до самого Берингова пролива… кое в чем, разумеется, он поотстал. Но он живой человек, ему нужно помочь… и вот я думаю, что именно вы могли бы помочь ему.
— Я? — спросила Варя удивленно.
— Да, именно вы. Видите ли, еще на Камчатке Алексей предположил или ему наболтали, что будто я стою на его дороге. Я никогда не стоял ни на чьей дороге, — добавил он упрямо, — тем более на дороге товарища. Поэтому я решил прийти к вам и сказать, что о нем некоторые говорят хуже, чем он этого стоит. Все мы делаем ошибки… и тем лучше, если их можно исправить.
— Вы — хороший товарищ, Ян… я это всегда знала, — ответила Варя. — Но в одном вы ошибаетесь. Если бы у него оставалась дорога ко мне, то на этой дороге вы, конечно, не стояли бы. Мы с вами давно привыкли понимать друг друга и без слов. Сегодня все-таки будем говорить словами. Помните, я как-то сказала вам, что, может быть, сама приду поговорить на одну тему?
Она поглядела на его лицо, как бы заново изучая его. По-военному короткие волосы ежиком торчат над лбом. Натуго мужской рукой пришита пуговица к вороту. И весь он заострился в настороженности.
— Я решила, что нам нужно быть вместе, если вы этого хотите, — сказала она напрямик.
Ветер нарастал, и беляки неслись по свежеющему к ночи морю.
— Вспомните, нам не было и по восемнадцати лет в те годы. А ведь это все равно что лететь через горящий лес. Некоторых и отнесло в сторону и опалило. Случилось то же и со мной… но я свою жизнь все-таки выровняла. Во многом помогла мне, конечно, работа. Мне остался до окончания института год. И вот вдруг вернулся Свияжинов. Я не хочу вам лгать: встреча с ним взволновала меня, не все можно вычеркнуть из памяти, и все же с этим навсегда кончено…
Паукст молчал. Его синеватые, как бы чуть выцветшие глаза смотрели мимо, на море.
— Я пришел к вам совсем с другим, — сказал он, не побоявшись ее обидеть. — У нас умеют иногда исказить облик людей, которых, в общем, не знают. Алексей — человек настоящий, и ему сейчас не легко. А что касается меня, то я давно ушел в сторону… было для меня это трудно или нет — это другой разговор. Я думаю, так будет лучше для всех…
— И для вас?
— Мне нужно, чтобы было хорошо вам.
— А если для этого все должно быть совсем иначе? Зачем вы тогда, в свою пору, так легко отпустили меня, Ян? — сказала она вдруг с какой-то горькой нежностью. — Мне не было и восемнадцати лет. Я помню, как вы пробрались в наш город. У вас тогда были длинные светлые волосы. И вы казались мне необыкновенным человеком, который пришел откуда-то совсем из другой жизни.
— Это так странно, Варя, — сказал он.
— Прошу вас — верьте мне.
Она положила ему руку на плечо, он помедлил, потом, наклонив голову, коснулся губами ее руки.