Три повести о войне

Сестры заплакали, и я вместе с ними. Мими – умная кошка. Она старше нас с Миной, даже старше Лили. Но почему она так глупо поступила? Как она там будет жить одна? У кошек даже нет своего бога, чтобы он позаботился о ней.

Потом я вспомнила, что папы тоже с нами нет, и хотела заплакать сильнее, да только впереди была станция, и там стоял состав с огромными вагонами. Поезда я почему-то испугалась и заревела уже из-за него, а не из-за папы.

– Тише, Марийхе, тише, – говорила мне мама. – А то папа услышит и расстроится. Скажет: «Что это за рева-корова и плохая девочка? А где же моя милая Марийхе?»

Тогда я поднажала, чтобы папа наверняка меня услышал. Тем более папа не наказывал мне не реветь.

Почему мы уезжали

Папу и многих остальных мужчин из нашей деревни забрали на войну. Война была уже совсем близко к Ровнополью. Однажды мы услышали взрывы. Мы заклеили окна в домах бумажными ленточками, чтобы стекла никого не ранили, если вдруг окно разобьет взрывом. А на ночь завешивали их покрывалом и одеялами, чтобы фашисты не увидели свет, и не поняли, что здесь есть люди, и не сбросили на нас бомбы с самолетов.

Мы с Миной не очень знали, что это за такая война. А Лиле мама с папой объяснили. На Советский Союз – страну, где мы живем, напала другая страна. Та страна, которая напала, называется Германия. В Германии живут немцы. Лиля ничего не поняла. Потому что мы тоже немцы. Наши мальчишки, конечно, иногда дерутся друг с другом, но взрослые-то не такие дураки! А еще наши мальчишки иногда дерутся с мальчишками из других деревень. Рядом с нами, в хуторе через речку, живут хохлы. А с другой стороны – казачья слободка. Мальчишки говорят на разных языках, ходят в разные школы, но иногда вместе играют и дерутся. Потом они мирятся, собираются на пионерские слеты и спортивные соревнования, ходят строем и жгут костры. Лиля хотела бы стать пионеркой, тогда бы её тоже отпустили на пионерский костер. Но бабушка ей не разрешала, потому что пионеры не должны верить в Бога.

Мама Лиле объяснила, что когда-то, давнодавно-давно – этого даже наша бабушка не помнит, – немцы из Германии приехали в Россию. И стали здесь жить. А потом – это уже не давно-давно-давно, а просто давно-давно (это бабушка помнит), – Россия стала Советским Союзом. Это самая огромная страна в мире. И в ней живет много-много разных народов. Но больше всего русских. Немцев тоже много. А главный в стране – грузин Сталин.

Мы – немцы. Напали на нас тоже немцы. И все потому, что у каждого народа есть люди плохие и хорошие, злые и добрые, жадные и щедрые. И плохих немцев все стали называть «фашисты». Так объяснил папа.

Лиля тогда очень радовалась, что наши предки когда-то давно-давно-давно уехали из Германии. Кто это, интересно, придумал? Как его звали? Может, это наш прапрапрадедушка? Он спас семью от голода, приехал туда, где дали землю. Теперь у нас и большой-большой дом, и сад, и огород, и хозяйство. А если бы остались в Германии, то вдруг тоже бы стали фашистами. Лиле не хочется быть плохой, злой немкой. Ей хочется быть самой доброй учительницей на свете.

Взрослые между собой очень тихо рассуждали: если фашисты пришли бы в Ровнополье, то, может, ничего и страшного? Они ведь тоже немцы, может, с ними бы договорились, стали бы вместе жить. Может, Сталин и Красная армия неправильно сделали, что приказали всем бросать свои дома и уезжать?

Всем было очень жалко бросать каменные красивые дома, с занавесками и мебелью. Все с собой не увезешь. И большую красивую супницу, и блюдо для пирогов с нарисованными поросятами. Всю посуду родители завернули в скатерти и простыни, сложили в ведро, а ведро спустили в колодец. А банку из-под кофе, в которой лежали обручальные кольца, мама просто забыла. Банка осталась на полке. И как мама могла забыть! Это очень плохая примета.

Женщины на вокзале плакали. Тетка Юзефина упала на свой узел и кричала:

– Нас увезут в Сибирь! Мы все там сгибнем!

Теодор стоял рядом со своей мамой и молчал.

– В Сибири тоже люди живут, – сказала Лиля. – Там земля жирная, черная и все хорошо растет. Еще там много леса.

Но тетка Юзефина все плакала и плакала.

– Не плачь, – сказала я ей. – Дядя Альберт услышит, скажет: «Рева-корова!»

– Идите отсюда, малявки, – крикнул на нас Теодор, – чтоб я вас не видел!

Но мы все равно сели в один вагон.

– Подумаешь, не хочет видеть, пусть закроет глаза и не глядит, – сказала Мина.

Что было с папой