Три приятеля

– А чего ты в конце отчета трижды сказал «хорошо»? – заинтересованно спросил Леня, разливая.

– Умоляла больше не пить. Трижды. Я обещал.

– Отлично. Обещания нарушать – последнее дело. Дал слово – держи. Я выпью тогда обе рюмки.

– Иди ты, – возмутился приятель, – что я, не умею бросать слов на ветер?

И они в тишине выпили по паре рюмок и закусили. А потом Ленька вспомнил о разговоре с учительницей и попытался изложить Мишке свои мысли. Получалось как-то сбивчиво. Мишка слушал, перебивал, непонимающе крутил головой, слушал дальше и, наконец, заявил:

– Я, старичок, ничего не понял, но помочь нищенке дело богоугодное. Тащи ее ко мне, только сначала было бы неплохо понять, чем она больна и вообще. Ладно. Я пошел. О-о-о-о! Ждут меня испытания. Ждут!

Расспросы

Ада Семеновна не забыла своего обещания. Буквально на следующий день она увидела Валюшу, Олину соседку. Они столкнулись в Никольском. Обе купили известных в городе сосисок и обозревали яркую витрину мясного отдела. Вначале пошли ахи и приветствия, потом обмен мнениями по широкому спектру вопросов, а уже после этого, когда они вместе шагали к дому, Ада Семеновна завела разговор про Олю:

– Валюша, я прибираюсь в нескольких приличных семьях. И вот подумала, чем можно помочь твоей несчастной соседке. Как, кстати, она поживает?

– Тихая она, проскользнет мимо, только шепотом поздоровается. Кормим ее иногда. Сама ни за что не попросит. У нее пенсия по инвалидности крошечная. Уж мы жалуемся, а ей-то каково? Да еще ее подростки травят, знаешь, пацаны лет по тринадцать.

– Самый жестокий возраст, – подтвердила бывшая учительница.

– Вот-вот. Кричат, дразнят, иной раз снежками закидают, камень могут бросить. Она, бедняжка, сожмется вся – бежать-то не может – и тихонько так плачет на одной ноте: и-и-и… А больше всего пьяных боится. Тут раз после работы мой пошел, дочкину куртку старую ей понес. А перед праздником это было. Мы с ним по рюмочке за ужином выпили. Так что ты думаешь, возвращается с курткой. Она в слезы и отбиваться от куртки стала. Я пошла, и со мной та же история. Сообразили, что запах от нас есть, послали дочку. Она Олю успокоила, погладила, надела ей куртку, похвалила.

– Ой, ужас! А чем она больна? – спросила Ада Семеновна.

– Мудреное какое-то название. Я вот когда давлением мучилась, чуть ли не каждый день врача вызывала. Врачиха у нас хорошая, пожилая. Так вот она мне как-то сказала, что на Западе Олю вылечили бы еще в детстве.

– Ну?

– Точно. Я, конечно, в этом ничего не понимаю, но врач-то знает. Вот она меня за неделю на ноги поставила. И знаешь чем? Настойкой калины. Без всякой химии и таблеток.

И подруги с интересом углубились в обсуждение народных методов целения и всячески ругали шарлатанов и химию. Так, за разговором, они дошли до дома, распрощались, и Ада Семеновна направилась в сторону своего подъезда.

Леня позвонил Мишке. Его еще не было. Жена сказала, что придет не раньше девяти. Они потрепались немного, Леня положил трубку и занялся приготовлением ужина. Он ждал в гости знакомую и хотел порадовать ее необычным блюдом. После некоторых размышлений решено было остановиться на фаршированном языке. Это блюдо требовало времени и внимания, поэтому Леня сосредоточенно работал, ни о чем, кроме необходимых операций, не думая. Но его прервал телефонный звонок. Мишка явился раньше и тут же отзвонил. Леня прижал трубку к уху правым плечом, чтобы руки были свободны, и, продолжая управляться ножом, передал Мишке те сведения, которыми его снабдила Ада Семеновна.

– И что ты мне конкретного сказал? – спросил Мишка. – Я так и не понял, чем она больна. Если щитовидка, то при чем здесь поражение двигательного аппарата? Понял только, что девушка убогая. И что ее травят. Убогих, между прочим, всегда травят.

– Не скажи. Иногда им поклоняются.

– Может быть. Только это не тот случай. Травят ее всякие сволочи, а иногда психические травмы действуют сильнее, чем нехватка какого-либо гормона.

– Кстати, о психике, – оживился Леня, – был такой американец, Стенли Милгрем. Слышал?

– Вроде нет, – неуверенно ответил Мишка.

– Так вот, он провел такой эксперимент. Испытуемые получали роль учителя. А учеником был актер, но учителя этого не знали. Задача такая: нужно повторить слова в определенном порядке. При ошибках учитель может наказывать ученика электрическими ударами нарастающей силы. Ученика посадили на электрический стул, и эксперимент начался. Вначале ученик морщился, затем вскрикивал, потом требовал прекратить эксперимент и наконец только кричал от боли. До начала эксперимента каждый учитель утверждал, что не сможет выполнить требования, если будут затронуты его чувства сострадания и милосердия. Но две трети испытуемых учителей предпочли послушание милосердию и продолжали наращивать силу тока, несмотря на явные страдания жертвы и угрозу для ее жизни.

Леня закончил рассказ и спросил:

– Как тебе это нравится?

– Нда, – промычал Мишка, – звери мы все же. Прямо не верится. – Он помолчал. – Ладно. Давай решим с Олей. Как, кстати, ее фамилия?

– Кажется, Гасанова.