Приветствующая толпа мне нравилась. Имею в виду, я чувствовал себя удовлетворённым. Примерно так же, как в том самом сне, где Голос, образно говоря, пел мне дифирамбы. Я не считал, что толпа представляет для меня угрозу. Вряд ли бы кто-то решился напасть на анирана. Хоть я не отрицал подобную возможность, ещё в пути обсудив этот вопрос с Бертрамом, считал её маловероятной. И сейчас сидел на "козлах" не испытывая страха.
Озадачило же меня количество встречающего люда. Я никак не ожидал, что в городе соберётся столько народу. И это в мире, который умирает. В мире, где депопуляция шагает семимильными шагами. Где каждый обычный человек стремится поглубже забуриться в нору и не показываться на глаза остальным, чтобы эти остальные — не дай Боже! — не отобрали то последнее, что можно ещё отобрать.
Но, наверное, я ошибался в народе Астризии. Слухи об аниране действительно вдохнули в него жизнь. На какое-то время эти люди забыли о своих несчастьях и невзгодах. Забыли о неизбежности. С улыбками на немытых лицах они пришли посмотреть в глаза надежде. И сейчас, выхватывая взглядом из толпы эти радостные улыбки, я убеждался, что зерно посеяно. Теперь я должен оросить благодатную почву поступками, чтобы это зерно проросло и дало то, что меня интересовало в наипервейшую очередь — мобилизационный ресурс.
— Иван! Иван!!!
Задумавшись и машинально приветствуя толпу, я не сразу уловил странно прозвучавшие в этой толпе слова. Слова "аниран", "посланник небес", "милих" врывались в моих уши практически со всех сторон. Кто-то, как обычно, славил Триединого Бога. Кто-то молил о помощи или исцелении. Подобное я уже слышал не одну сотню раз. Возможно даже, не одну тысячу. Но что-то не припомню, чтобы кто-то звал меня по имени.
— Иван!!! Ива-а-а-н!!!
Нахмурившись, я привстал. Начал оглядываться, предполагая, что меня зовут откуда-то из хвоста колонны. Имя-то моё в Обертоне всегда было на слуху. Там меня знала каждая собака.
Но, оказалось, по имени меня звали именно из толпы встречавших: чуть левее, расталкивая плотную человеческую пробку ручищами размерами с добротное бревно, к барьеру из солдатских рядов пробирался заросший бородатый мужик. Он пихался локтями, без сомнения хватал более слабых за шкирки, бесцеремонно отталкивал и пёр, как ледокол.
— Иван! — прокричал мужик ещё раз. Увидел, что я, наконец-то, его заметил и принялся размахивать огромными лапищами, как сигнальщик на флоте. — Иван!!!
От неожиданности я замер на пару-тройку секунд. Не потому, что не ожидал, что здесь кто-то знает моё имя. А потому, что узнал мужика. Многие месяцы я делил с ним кров и краюху хлеба.
— Дагнар? — ошалело прошептал я, тщательнее рассмотрев знакомую мордень того самого нескладного увальня, который в лагере, где правил Джон Казинс, распахивал земли и отвечал за посевы. — Не может быть.
— Иван! — отчаянно прокричал Дагнар, когда упёрся в забор из пик и понял, что дальше ему не пройти.
— Стоп карета! — скомандовал я Беналу и спрыгнул на мощёную дорогу.
Сималион и Иберик опередили меня. Едва мои ноги коснулись камня, они уже были рядом.
Неожиданная задержка слегка напрягла ситуацию: встречающая толпа, увидев, что аниран пожелал снизойти к ней, принялась напирать. Если бы не быстрая реакция Бертрама и гессеров, мой экспромт мог бы привести к трагедии.
— Быстро! Быстро в строй! — прокричал тот и успел помочь страже сориентироваться.
— Этого! Этого пропустите! — я принялся продираться сквозь частокол охранников. Отталкивал спины и толкал в плечи каждого, пока не пробился к Дагнару.
Тот отчего-то сразу поплыл. Увидев, что я его заметил и спешу, перестал сражаться с толпой и зарыдал. Осел на землю, как засохший стебель, по-дурацки улыбался и плакал.
К счастью, при помощи тумаков и известной матери, мне удалось быстро к нему пробиться. Гессеры подсобили, вытащили здоровяка из толпы, взяли под руки и усадили посреди дороги.
— Дагнар? Ты ли это?
От откормленного деревенского увальня практически ничего не осталось. Только рост, пышная борода и всё ещё крепкие руки. Грязное тряпьё на исхудавшем теле красноречиво говорило о том, что Дагнар весьма близко познакомился с таким понятием как голод.
— Иван… Иван… — Дагнар всё никак не мог взять себя в руки. Всё пускал нюни. Затем сел на колени, дёрнулся и обнял мои ноги. — Иван…
— Да ты чего, Дагнар? Ты ли это? — я без труда высвободился, сжал бородатые щёки ладонями и посмотрел в голубые глаза. А затем, без всякого сожаления, отвесил пощёчину, так как в глазах видел только слёзы и радостную покорность. — Ну-ка приди в себя! Ты что делаешь в Валензоне? Как здесь очутился?
— Аниран, нельзя задерживаться, — Бертрам смотрел по сторонам и непрерывно приказывал гессерам сдерживать толпу.
— Что происходит? Почему задержка? — откуда-то издали раздался озабоченный голос поверенного. Тот, судя по всему, совсем не желал, чтобы анирана раздавили ещё до момента, как он доберётся до площади.