Три процента надежды (СИ)

- Это конец?

- Знаешь, сам все знаешь. Ты у меня такой умный. Я люблю тебя, сыночка! Люблю!

Как конец? - А гул уже невыносим. Чему конец? - И ветер! Отовсюду ветер. - Мама, где ты? Куда ты делась, мамочка?!

- И небо взорвалось. Будто художник плеснул кислотой на холст и она, оставляя пузырящиеся дыры, начала пожирать то, что невозможно съесть. Как можно есть ничто?! Но она ест и ей это по вкусу. Она чавкает и дыры разрастаются.

Бежать. Куда угодно, но бежать. Спрятаться, чтоб не видеть. Не смотреть. Конец? Пусть конец, но чтоб не видеть... Видеть невыносимо ... Дверь ... закрыта...дальше. Тени, из дыр лезут тени. Сотни, нет, тысячи теней. Жадных, голодных, бездушных тварей. Ненавижу. Не знаю их, но ненавижу. Их любить невозможно... это твари ...не люди... твари.

Крики ужаса. Миллионы голосов близко и далеко, прямо рядом, но никого нет. Я один и вокруг кружатся эти твари. Почему крики и никого нет! Я не хочу один! Мама, где ты, мама? Снова дверь, закрыто, дверь, закрыто, закрыто, закрыто...

Матвей проснулся. Липкий пот, озноб и слабость. За окном рассвет. Рассвет! Сон, боже, это был сон.

***

Матвею Крюкову неделей ранее исполнилось 40 лет. Высокий брюнет, поджарый, с фигурой пловца, благодаря дружбе со спортом Матвей выглядел лет на пять младше своих лет. Закончив юридический факультет военного училища Крюк, как его называли близкие друзья, отдал родине 5 лет, обязательных по условиям контракта, и без сожаления уволился. В армию Матвей изначально не рвался, просто поступил туда, куда мог поступить провинциальный паренек без связей, но с головой на плечах. Поскольку к моменту истечения контракта и увольнения, благодаря удаче и личной смекалке, Матвей служил в Москве, то родина на него не обиделась и на освободившееся место быстро нашла замену. Легкий на подъем, открытый, импульсивный, общительный и, к тому же, еще умеющий слушать, анализировать и идти на компромисс, Крюков быстро сближался с людьми, что наполняло его жизнь массой как интересных знакомств, путешествий и романов разной степень бурности, так и конфликтами из-за неосторожно, и не вовремя, сказанных слов. К работе Матвей относился философски, полагая, что коль ему нужна еда, одежда и кредитка в кармане, то он вынужден продавать работодателю какое-то количество своих часов жизни в обмен на деньги, и проданное время он отрабатывал с полной самоотдачей, но к большему не стремился, будучи удовлетворенный имеющимся. Не обделенный везением и умеющий сконцентрироваться в нужное время в нужном направлении, Крюков, в общем-то беззаботно скользя по жизни к 40 годам не обзавелся женой, детьми и даже невестой, не обладал накоплениями, акциями и прочими ликвидными бумажками. Он имел однушку на окраине Москвы, обставленную не дорого, не во всем со вкусом, зато современно и от души, а так же трехлетку Фольксваген Пассат кофейного цвета. Для паренька выросшего в небольшом городке под опекой одинокой и очень набожной матери не сказать, что успех, но с учетом его приоритетов и отношения к жизни, можно сказать, что могло быть и хуже.

Нельзя сказать, что Матвей менял женщин, как перчатки, нет, у него не было принципа: 'новое утро с той же девушкой - испорченный день', но он не сближался с ними, не интересовался теми сторонами их жизни, которые не касались развлечения и не ощущал иной потребности, кроме сексуальной, в их присутствии. Поэтому его спутница достаточно быстро понимала, что от Матвея ей не придется услышишь ничего похожего на: 'милая, жизнь без тебя - ад', зато вариант: 'крошка, приезжай завтра к восьми - оттопыримся', являлся самой близкой и частой реальностью. А так как сам Матвей давным-давно разменял четвертый десяток, а его девушкам было далеко не двадцать лет, то перспективы оттопыриваться с подростковой бессмысленностью и беззаботностью не выглядели столь уж привлекательными.

За три года до описываемых событий Крюков стал адвокатом и с тех пор контроль вопроса поработал-поел полностью перешел в его власть, и он его отладил так, как всегда стремился - денег хватало на себя и выслать мама, но никак не отложить.