Одни окна квартирки в Стрелецкой башне выходили на Заречье, и там был почерневший снег и далекая насыпь, по ней шли с севера эшелоны с лесом, а другие окна выходили на зады столовой, оттуда выносили и ставили охлаждаться в сугроб окутанные паром баки.
Топили дровами. Дрова приносил Виктор, расконвоированный зэк из местной колонии, беззубый, заскорузлый, заискивающий, в черной засаленной тужурке с номером. Ему оставалось до освобождения пару месяцев.
Маша угощала его чаем с баранками. Виктор подолгу держал баранки в чашке и потом обсасывал их. Маша спросила, за что он сидит. Виктор осклабился.
– Зятя прибил.
– Господи, – она всплеснула руками. – Да как же так?
– На свадьбе.
– На свадьбе?
– Ну да, на свадьбе.
– На какой свадьбе?
– На моей, на чьей же еще.
– Но почему, Виктор?
Он пожал плечами, обсасывая баранку.
– По пьяни. Выпил, Мария Дмитриевна.
– Но зачем, Виктор, я ничего не понимаю, что он вам сделал?
– Да я ведь в беспамятстве был, Мария Дмитриевна. А человек-то он хороший, ничего не могу сказать.
Допив чай и рассовав баранки по карманам, Виктор уходил, оставляя после себя запах тюрьмы.
Печка дымила, в комнате было удушливо, мглисто.