Три прыжка Ван Луня. Китайский роман

В тот день, когда победоносные войска Ван Луня взяли приступом внешние стены Пекина, Цяньлун и Цзяцин сидели в Цяньцингуне [305], приватном императорском дворце в черте Запретного города, и молча слушали невероятную музыку — крики и вопли, доносящиеся из Китайского квартала.

Цяньлун, исхудавший, в желтом одеянии, слегка наклонился вперед в своем кресле, пододвинутом к открытому окну: «Когда таши-лама посоветовал мне терпимо относиться к религиозным сектам, щадить их, я не знал, будет ли это правильно с точки зрения моих предков. Когда же все главы ведомств и цензоры объединились, когда меня поддержали и главные царевичи, мы вместе составили указ об уничтожении еретиков».

Цзяцин, не поднимая глаз, пробормотал: «Все правильно. У нас надежные стены. Чжаохуэй вскоре будет здесь».

«Крики способны одолеть стены. Должна установиться справедливость, Цзяцин. Дело вовсе не в моей жизни. Я должен быть справедливым. Не следовало ли мне пойти на уступки?»

«Если бы я осмелился просить моего отца не поддаваться — снова и снова — упадническим настроениям…»

«Я совершенно спокоен, Цзяцин. Я просто хотел бы еще раз все обговорить, для тебя это будет поучительно».

«Мой отец всегда приносил жертвы Небу, подражал великим предкам, в предписанные дни возжигал для них благовония, народ благодаря ему процветает…»

«Народ непроцветает. Мой народ перестал быть миролюбивым, ибо более не чувствует себя счастливым. Видишь пламя пожара к северу от Храма Земледелия: вот какие жертвы приносят мне мои подданные! И я должен их за это любить?»

«Вы сделали для народа столько великого, беспримерного, что я никогда не отважусь сопоставлять какое-либо из грядущих правлений с вашим…»

«Слова, Цзяцин, пустые слова. Народ думает иначе. Я потерял лицо.Мое время заканчивается».

«Убийца Ван Лунь хочет опять возвести на престол Минов — Минов!»

«Это нелепость. После меня будешь править ты. Мне только хотелось бы знать, сделаю ли я — я — все, чего требует настоящий момент, если сейчас отрекусь от престола?»

«Отец, я ведь уже просил… Как я смогу править после вас — я, не имеющий ни заслуг, ни силы духа, ни литературной славы, не способный натянуть лук, вскочить на коня? После вас — когда вы еще не насытились властью?»

«Как вопят китайцы…»

«Они, похоже, ликуют. Стреляют из пушек. Да — и пускают ракеты».

«Чтобы мы их лучше видели, Цзяцин. Какой дикий народ! Совершенно лишенный разума…»

«Я закрою окна, отец, и задерну занавеси».

«Оставь, мне это не мешает. Это поучительно. Ты должен хорошо запомнить эти мгновения. Мы не часто оказываемся в ситуации, когда видим лица людей так близко. Минская династия не вернется — слышите, вы, дурачье? Императоры — не вчерашний обед, который можно опять подогреть. Вам же лучше — в десять раз лучше, — что вместе с маньчжурами пришла Чистая Династия! Вам требуется железная рука. Для такого народа невозможна никакая свобода. Его спасет только любовь, проходящая по улицам строевым шагом, с саблей на боку!»

Цяньлун теперь стоял у окна, угрожающе вскинув кулак. Цзяцин тоже поднялся. Цзяцин, после паузы: «Агуй удерживает Маньчжурский город. Наши валы и стены хорошо охраняются».

«Я знаю, ты не уверен в том, что они охраняются хорошо. Но для здешнего сброда и так сойдет».

«Не лучше ли было бы, отец, перебросить еще войска — часть Маньчжурских знамен, лучников из Гирина [306]— в Пурпурный город? Потому что ходят слухи о ненадежности некоторых наших знаменных полков».

«Наши полки все надежные. Откуда такие слухи?»

«Я не могу сообщить вам ничего определенного. Мой слуга передал мне подозрительную вощеную табличку с тайными знаками, которую обнаружили в казарме одного из знаменных полков. Я поспрашивал, но мне только сказали, что были и другие подобные инциденты».

Цяньлун язвительно ухмыльнулся: «Какие-то слухи… Подозрительная табличка… Казарма… Моим евнухам следовало бы слушать повнимательнее. Обычные женские сплетни. Только и всего».

«Тем не менее, это тревожит…»

«Я заметил. Тебя это встревожило».

«Царевна и остальные царевичи тоже слышали нечто подобное. И если мы боимся…»

«То вам же хуже, Цзяцин. Не дело царевен думать об обороне Пурпурного города. Ответственность за династию лежит на моих плечах».

Он захлопнул окно: «Задерни-ка занавеси, Цзяцин. На дворе слишком жарко. И шум мне надоел. Расскажи лучше о своих павлинах».

Цзяцин вопросительно посмотрел на него.

«Сколько их у тебя сейчас? Озаботился ли твой слуга, надзирающий за птичником, тем, чтобы получить самцов-производителей от Вана Турфанского? У меня таких самцов шесть — и все редкостной красоты».

Цзяцин промолчал. Император, теперь весь напружинившийся, невозмутимо продолжил: «Ты уже не интересуешься павлинами? Или в данный моментне интересуешься? Это ты зря. Животные и книги одинаково хороши: они не меняются. Те, за стенами, скоро перестанут стрелять. Чем мощнее движение, тем скорее оно выдохнется. А это восстание в пользу Минов — действительно мощное. Так что не тревожься, Цзяцин».