Ма Ноу медленно шагал вместе со старейшими братьями под моросящим дождем. Старики, стиснув руки, шептали что-то, переглядывались, вдруг резко останавливались, желая одного — чтобы земля разверзлась и поглотила их всех. Ма Ноу от удивления распахнул, глаза; и окоченел в приступе немой ярости. Что-то уж слишком они взволнованы, может, хотят схватиться за кинжалы и ножи? Различие между этим страданием и любым другим — в чем оно состоит? Различие вообще — в чем оно? Да, приходится принуждать себя, чтобы считать происшедшее хорошим, даже очень хорошим, чтобы боготворить его — потому что это есть судьба. Это-то и есть судьба.
И он принудил себя и их обернуться, издали, через лессовую равнину, наблюдать, как бандиты насильничают над братьями и сестрами, глотать этот горький яд. По его указанию братья — что было неуместно и глупо — запели. Они бросались на влажную землю, в отчаянии прислушивались к долетавшим до них страшным звукам. Потом столпились вокруг коленопреклоненных — возносивших хвалу насилию? — вожаков.
Тишина, затаившие дыхание зрители. Гигантские театральные подмостки, визг связанных сестер, обнаженные нежные тела, палки, с треском обрушивающиеся на головы братьев, рев, конский топот, хныканье больных, пустая равнина, дождь.
Вокруг обломков телег все слиплось в единый ком. Когда промокшие под дождем больные вдруг принимались жаловаться, братья не смели взглянуть в лицо друг другу. Когда кто-то из покалеченных хрипел, разевая кровоточащий рот, они отворачивались.
Вечером, на стоянке в окрестностях торгового села, все обсуждали случившееся; Ма оставался невозмутимым. Вообще говорили немного. Люди расходились со стонами, с перекошенными болью лицами. В кругу братьев и сестер происходило какое-то брожение, нарастало смутное беспокойство.
Пятьдесят братьев ночью собрались вместе и отправились в торговое село, на поиски разбойников. Там они узнали, что эти бандиты угнездились в деревушке, расположенной дальше за селом, и что ни властям, ни частным лицам до сих пор не удалось разорить их логово. Местные жители сообщили также, что троих захваченных девушек сразу увезли в Шуньдоу, восьмерых же пока держат под охраной в деревне.
На следующую ночь братья ворвались в указанные им дома той деревни и вступили в схватку с преступниками, которые, решив с перепугу, что на них напали солдаты, быстро обратились в бегство. Сестер нашли и освободили, убитые же — двое преступников и трое братьев — остались лежать на залитой лунным светом деревенской улице.
Братья настолько воспряли духом, что уже назавтра отправились в город и выяснили, где находятся еще три их сестры: как оказалось, девушки попали в один из подозрительных «домов радости». Вечером смельчаки группами по три-пять человек наведались в тот дом, задержались, выдавая себя за обычных посетителей, до третьей ночной стражи, потом без каких-либо трудностей взломали двери, забрали девушек, весь следующий день прятались вместе с ними у городских нищих, а через неделю, сделав большой крюк, вернулись в лагерь Ма Ноу, в цветущие предгорья Тайханшаня.
Ма Ноу, узнав подробности происшедшего, долго носился с мыслью, что надо бы выгнать строптивых братьев. К тому времени среди сектантов возобладало мнение, что
Внутри союза развернулась ожесточенная борьба между Ма Ноу и его противниками. Однако быстрая победа Ма убедительно показала, какой чудовищной властью обладал теперь этот совершенно изменившийся человек.
густонаселенной местности у подножия гор Тайханшань из лона союза родилась священная проституция.
Сестры еще со времени пребывания возле болота Далоу привыкли к тому, что если в уединенном месте, на горной тропе или в лесу к ним приближаются незнакомые мужчины, то лучше самим пойти им навстречу, обменяться дружескими приветствиями; да и от ласк уклоняться не стоит, иначе не ровен час накличешь на себя беду. После нападения разбойников, случившегося близ Тайханшаня, такая манера вести себя стала обычной.