Три пункта бытия

Но пока что Ирина Викторовна была в неоплатном долгу перед Светланкой: часами любуясь ею, она молчала. Разве только восторженные звуки — «Ах!», «Милая!», «Ну, какая же ты!» — и еще, и еще что-то; а больше — ничего, только смотрит во все глаза, как эта кукла, закусив язычок, рисует на листочке бумаги других кукол — наверное, тоже милых и доверчивых, как произносит она английское стихотворение, как существует в каждой минуте, в каждом своем деле, в каждом поручении матери — посуду вымыть, кровать прибрать, в магазин сбегать, — в каждом слове, которое она слышит от кого-нибудь или произносит сама. Светланка еще не отчуждала себя ни от чего на свете, она существовала доподлинно и со страстью не вчерашней, не завтрашней, а сегодняшней и даже сиюминутной жизни.

Вот этим, этой страстью жить, она и была нынче так близка Ирине Викторовне, за эту же страсть Ирина Викторовна оставалась в долгу перед Светланкой.

В любую минуту, ну, хотя бы и в ту, когда из-под карандаша Светланки являлась на свет толстоморденькая, с завитушками Поленька, Наденька, Эмма, Мэри или Розочка, в эту самую минуту один миллион двести пятьдесят тысяч взрослых женщин обсуждали покрой своего платья, еще один миллион семьсот двадцать две тысячи — вели разговор о том, каков был минувший курортный сезон, еще двадцать два миллиона сто сорок восемь тысяч — вслух и про себя думали о том, из чего и как приготовить обед... И т. д. и т. д. без конца, и счет — на миллионы, десятки и сотни миллионов, на миллиарды... И только тот мир, в котором в эту же самую минуту жила Светка, — был неповторим и принадлежал только ей, а она — только ему.

За эту неповторимость Ирина Викторовна тоже была в долгу перед ребенком.

Еще один Новый год наступил.

Новый год Мансуровы провели — не встречали, а провели, — дома. А как можно было сделать иначе? Идти куда-нибудь вместе? Уже давно они нигде вместе не бывали. Порознь? До этого они еще не дошли, все оставалось пока что между ними, в пределах семьи...

К двенадцати вышли в столовую каждый из своей комнаты — Ирина Викторовна, Евгения Семеновна, чуть позже — Мансуров-Курильский. Аркашка, разумеется, новогодничал где-то в своей компании, музыкально-джазовой или еще какой-то в том же роде.

Выйдя в столовую, все трое что-то такое друг другу сказали, что-то выпили, посидели молча, поговорили об Аркашке, пожелали ему ни пуха ни пера — год-то был для него выпускной.

Конечно, все понимали, что будет нынче Аркашке и пух, и перо, и еще многое другое.

Когда разошлись по комнатам снова — Евгения Семеновна, кажется, всплакнула...

Чуть спустя начались звонки — поздравляли...

Нюрок поздравляла, Канунниковы поздравляли, Анюта Глеб поздравляла, Никандров — нет, ему, наверное, было почему-либо неудобно звонить.

И Курильскому тоже звонили, а потом кто-то из сослуживцев стал уговаривать его приехать, довести дело встречи Нового года до победного конца. Курильский отказывался, а ему звонили еще и еще. Наконец уговорили — часов около двух он оделся и ушел. По существу, для нормальной семьи — ЧП; муж уходит один в новогоднюю ночь, еще бы не ЧП!

Евгения Семеновна всплакнула еще, теперь уже откровенно, Ирина Викторовна сделала вид, что спит, она боялась, как бы свекровь не начала выяснять отношения, просить, чтобы ей объяснили — что же все-таки в доме происходит?

В ее представлении до сих пор, кажется, виновником положения был сын, а вовсе не Ирина Викторовна. Впрочем, могло быть уже и по-другому — кто его знает?! Не все ли это равно в конце концов? Очень хорошая женщина Евгения Семеновна, но отвлеченная, никогда и ничего не понимающая в той семье, в которой она живет, для которой она много и бескорыстно старается.

Недавно снова давала Ирине Викторовне советы: «Да плюнули бы вы, Ирочка, на этого башибузука, на своего милого муженька, и погуляли бы где-нибудь одна!.. Пройдут ведь годы-то. Я знаю: пройдут!»

А чему удивляться — все на этой планете не то, не так. Все шиворот-навыворот. Ведь на этой бог знает что случается и что может еще случиться — и не придумаешь!

Глава десятая ФОКУС

Ирина Викторовна последнее время бывала у Нюрка без приглашений — она ведь не к ней, а к Светланке ходила в гости, но тут после работы Нюрок сказала:

— Иришка! Поедем ко мне!

— А что?! — сразу насторожилась Ирина Викторовна. — Что-нибудь?..

— Ничего... Отрез. Отрез купила, посоветуешь фасон...

В башне на тринадцатом этаже Ирина Викторовна прежде всего занялась Светланкой, им было нынче как-то особенно хорошо и все понятно друг в друге — женщине в возрасте 45—n и другой: 12+0,5. Нюрок строгими шажками ходила в соседней комнате — тук, тук, тук... «Чего это она не наденет домашние туфли?» — подумала Ирина Викторовна, и в это время Нюрок позвала:

— Иришка... Вот смотри — новый отрез... Посоветуй фасон!

Ирина Викторовна чмокнула Светланку в щечку, пошла в соседнюю комнату и... сразу же что-то поняла, только еще не знала — что именно.

— Ну, да, — сказала Нюрок шепотом. — Значит, он действительно не успел тебя предупредить...

— О чем?

— О своем отъезде.

— Куда?