— Кто — что? — спросил Дроздов, продолжая лежать на спине и выкинув руку вперед.
Они внимательно изучали друг друга, а потом Дроздов воскликнул:
— Я первый! Я первый узнал тебя! А ты меня еще не узнал!
— А-а-а... — произнесла фигура. — Алек... Алекс... Алексей!!! Др... Дро-о-о... Дрозд... — Суммируя звуки, фигура приближалась к точному и окончательному определению: «Алексей Дроздов».
— Ну и что? А я первый: ты — Интеграл! Ты — сумма бесконечно малых! И запомни с самого начала нашей встречи: ты — понятие, а я — реальность! Вот так!
— Еще бы!.. — Интеграл в какой-то мере симпатично пожал тем, что было узким и покатым подобием его плеч. — Я — сумма бесконечно малых, ты — бесконечно малая величина.
— Но я реальный! Я действительный! Я живой! Я произвел тебя, ты — мое понятие! Я вывесил тебя под куполом своего сооружения после того, как точно определил его объем. Я есть. Я — Один человек!
— Какой глупый!.. — поморщился Интеграл, присел рядом с Дроздовым и монотонно стал объяснять: — Давным-давно нет даже того Одного человека, который открыл меня. Его нет давно, тебя не будет скоро — вот она, твоя реальность. А я есть, и я буду. В проектных конторах, в учебниках, в науке, в медицинской технике излечения тех, для кого я — понятие, и в военной технике их же тотального уничтожения. Я нужен, и я владею. Меня узнают все новые и новые поколения, я владею снова и снова: ведь люди свободны только от того, что им не нужно! Ты им почти не нужен, поэтому они тебя не знают, они свободны от тебя, и ты ничем не владеешь. «Безвременно ушедшая от тебя группа товарищей» — помнишь? То-то!
Потом Интеграл носил Дроздова по тундре на коротенькой, согнутой в локте ручке, а другой поглаживал его и снова говорил монотонно, без всякого выражения, приблизительно так же, как говорил с ним недавно плотный круг крохотных Шевыревых:
— Спи. Бай-бай. Ужасно много хлопот с этими самыми реальностями! Ни с чем другим нет и не может быть столько хлопот и вообще, неизвестно чего... Спи, бесконечно малая величина... Во сне ты ведешь себя более или менее прилично.
Дроздов с высоты, на которой его убаюкивал Интеграл, с тревогой обозревал местность: тундру, а в тундре свою метеоплощадку. Ему было не по себе при этом.
А Интеграл и еще приподнял Дроздова, проделал несколько манипуляций пальцами коротких ручек и вставил его на то место, где только что было его собственное, Интегралово лицо в виде спирали.
— Удивительно, как ты это можешь! — сказал Дроздов, оглядевшись по сторонам с новой позиции и затревожившись еще больше.
— Пустяки! Как ты теперь себя чувствуешь?
— Не сказал бы, что условия нормальные. Голова у меня как будто и на месте, а вот ноги ощущают избыток высоты.
— Привередничаешь! — рассердился Интеграл. — Все тебе не так, все тебе не то. Печень у тебя не больна?
— Печень у меня здоровая.
— А почки?
— Почки ничего. В порядке.
— Ну, то-то. В общем-то, я ведь с тобой согласен — обременительно быть слишком высоким. Тем более — слишком высоким понятием... Многие этого не понимают. И не хотят понять. Почти принципиально не хотят. Ты вот что, ты, может, из зависти жалуешься?
— На что? Жалуюсь?
— На это вот свое высокое положение?
— Я жалуюсь не из-за чего. Не из-за печени, не из зависти, не из страха. Я жалуюсь стерильной жалобой, безо всяких примесей.
— Какой чистюля!
— Будешь тут чистюля!
— Гордость бесконечно малой величины? — вздохнул Интеграл. — Почти полное отсутствие массы. Да?
Тут Дроздов удивился:
— При чем тут масса?
— Ну, как же! Представим себе, что средний рост людей был бы, положим, десять метров. Следовательно, у человечества была бы совсем другая история, то есть другая судьба. Будь каждая молекула в три раза больше или меньше, чем она есть сегодня, все вещество было бы другим. Будь земной шар хотя бы на десять процентов легче или тяжелее, у него была бы другая орбита, другая атмосфера, все другое. Отсюда вытекает, что у каждой массы своя судьба, а у каждой судьбы своя масса. У тебя какое образование, Дроздов? Уж не собираешься ли ты в аспирантуру?
— Типичный механический подход! — возмутился Дроздов, не отвечая прямо на поставленный вопрос и торопливо вспоминая, что же и как совсем недавно он думал наедине с самим собой о природных механизмах и механизации.
— Там, где механика, там точность. Там истина, — продолжал между тем Интеграл. — А если употребить общедоступную терминологию, там справедливость. Да ты же и сам недавно говорил, что реальность, если она хочет быть толковой, должна обладать идеальной механикой. Так, кажется?.. Тебе не нравится эта высота? Странно! Тогда я сяду тебе на колени и ты побаюкаешь меня.
— Вот это совершенно бессмысленно, я думаю.
— Напрасно думаешь, — сказал Интеграл. — Ведь Интеграл — это понятие и массы не имеет. Я просто хотел испытать тебя на сообразительность.
— Значит, ты не можешь меня раздавить?
— В буквальном смысле — нет.
— А сбросить с высоты? На землю?
— Могу, но это не будет сопровождаться членовредительством. Ты ведь будешь сброшен с высоты понятия, не более того.