Три путешествия

Вечером они ушли от нас с добычей, а мы пустились безлунной ночью в открытое море при глубине в три клафтера. Западный ветер дул с такой силой, что все баньяны, персы, татары и бухарцы сильно напугались, однако те нами не случилось никакой беды. Мы простояли на якоре до субботы 30-го и, когда ветер стих, мы направились к берегу, хотя я и другие достаточно отсоветовали им это, но нам не давали говорить. Подойдя к берегу, мы снова заметили два судна; одно из них направилось к нам. Мы гребли и пошли на парусах при легком ветре к востоку, но вскоре были настигнуты, и они напали на нас. Я и хирург попрощались друг с другом, полагая, что нам тотчас же придется умереть. Они снова грабили. Я вымазался сажей и жиром и повязал тряпкой голову подобно баньянам. Что это за черт? — спросили они у хирурга, ибо я так отвратительно выглядел. Между тем они хотели забрать последний хлеб, оставшийся у нас; заметив это, я показал рукою на рот, что вызвало у них сострадание, и они оставили нам часть хлеба. Некоторые жестоко били хирурга, приняв его за поляка; двум дагестанским купцам пришлось расплатиться жизнью, их сбросили с лодки в воду и утопили. Они угрожали поступить так со всеми, если снова поймают нас у берега. Со мной был компас, на этот раз и его похитили у меня, и мы должны были идти, руководствуясь солнцем и полярной звездой. К вечеру поднялся сильный ветер, вследствие чего они нас покинули и снова вернулись на берег, а мы стали на якорь при глубине в четыре с половиной клафтера. Хирург снова спрятал в желудок свои 52 дуката.

До четверга почти все время дул норд-вест-тен-норден, который изменился на вест-норд-вест, ветер, благоприятный для нас, но тем не менее баньяны не хотели допустить, чтобы мы снялись с якоря, считая, что ветер слишком сильный.

В субботу 6 сентября мы снялись с якоря при сильном ветре и пошли к югу, затем на запад и увидали судно, стоящее на якоре, персидскую лодку, которая вместе с нами вышла из Астрахани. Они не повстречались с разбойниками, ибо вышли далеко в море. Когда они завидели нас, то снялись с якоря и поплыли вместе с нами. Вечером подул норд-ост, и я, заметив, что мы слишком сильно забираем на запад, попытался им отсоветовать, но это не помогло, и к утру мы оказались у берега при ветре ост-тен-норден. На этих судах трудно точно и верно взять курс, ибо приходится отсчитывать 12 делений компаса вследствие ветра. Мы плыли вдоль берега, ветер утих, наступил мертвый штиль вследствие чего мы были вынуждены отойти на веслах в море. Мы потеряли спутников, а наши съестные припасы почти совсем истощились, так что приходилось собирать оставшиеся крошки заплесневевшего хлеба. Среди нас были бухарцы, персы и татары, и ни у кого не было провизии. Баньяны еще сохранили большую часть запасов, и они давали из них каждому по две топких пресных лепешки вроде блинов. Невзирая на это, мы сильно страдали от голода. Дул ост и ост-тен-зюйд, вследствие чего мы бросили якорь и три дня простояли там при глубине полклафтера. Тем временем мы видели различные суда, часто наступал полный штиль, мы снимались с якоря и гребли. Мы сожгли последнее топливо, на нем мы иногда варили кашу и пекли лепешки из муки, сохранившейся у баньянов. Я посоветовал выломать несколько балок внутри, что было сделано и пошло нам на пользу. Потом мы варили, и каждый получал столько, что едва мог поддержать свою жизнь. Дул ост и ост-тен-норден, мы вышли на парусах, вдоль берега, взяв курс на юг, и с наступлением вечера 10 сентября стали на якорь. Мы стояли неподалеку от берега при глубине 5 футов, я соскочил на берег, чтобы поискать дров и кореньев и нашел топливо, с которым вернулся в лодку.