— Садись, — перебил он меня, кивнув на стул. — Не стой на пороге. — И не успела я ответить, как Глеб подошёл, взял меня за руку и повёл… но почему-то не к стулу. Развернулся на полпути и отправился к дивану, на который и усадил, и сам сел рядом. А потом невозмутимо поинтересовался — так, будто ничего особенного сейчас не произошло: — Ну, что у тебя случилось?
И я тоже решила сделать вид, что ничего особенного. Действительно, подумаешь — сидим не на стульях, как работник и работодатель, а на диване. И слишком близко друг к другу.
— Не совсем у меня…
Я вкратце рассказала о том, что поведали мне Геля и Эллочка несколько минут назад. И, чем дольше я говорила, тем сильнее округлялись глаза у Глеба. В конце концов, когда я замолчала, он чуть улыбнулся и, покачав головой, иронично произнёс:
— Твоя сестра прям прирождённый борец за справедливость. Или это подростковый максимализм, как думаешь?
— И то и другое. Я надеюсь, что она смягчится со временем, поймёт, что не стоит причинять людям насильное добро. Но категоричность из её суждений вряд ли исчезнет совсем.
— Ну, если так подумать… Она ведь просто рассказала правду женщине, которую обманывали. Вроде хороший поступок. А мы с позиции взрослых людей отчего-то осуждаем.
— Я не осуждаю, — я покачала головой. — Я просто против вмешательства в чужую жизнь. Кто знает, нужна ли той женщине эта правда? Может, она догадывалась, но предпочитала закрывать глаза. Всё же двое детей… А Геля взяла и бросила палку в этот спокойный и спящий муравейник, разворошила его. Не уверена, что это правильный поступок.
— Мне кажется, однозначно правильных поступков очень мало, — задумчиво произнёс Глеб, серьёзно глядя на меня. — И однозначно неправильных. Все поступки сотканы из противоречий… Посмотришь на то, что сделала твоя сестра, с одной стороны — и думаешь: молодец девчонка, открыла глаза обманутой женщине. А с другой стороны — и зачем полезла не в своё дело? Её ведь ни о чём не просили и не спрашивали. Как часто говорил мой брат: «Молчи, если тебя не спрашивают. А то, если скажешь, тебя потом и сделают крайним».
— Ваш брат, наверное, был очень прагматичным человеком.
— Не то слово, — грустно усмехнулся Глеб. — Мечтательности в нём не было ни на грош. Он её добирал экстримом, видимо. И в поступке твоей сестры он не увидел бы ничего хорошего однозначно. И… это ужасно, но я, кажется, зачастую борюсь в Алисе не только с самой Алисой, но и с последствиями воспитания Олега. У её эгоцентризма ноги растут оттуда. В общем, к чему это я… Пусть приезжают. Племяннице будет полезно пообщаться с твоими сёстрами.
Мне так нравилось слушать его спокойный голос, что я не сразу осознала, что именно сказал Глеб. А когда осознала, настолько удивилась, что несколько секунд просто хлопала глазами, не зная, как на это ответить.
— Полезно? Почему? — спросила в конце концов.
— Эгоизму всегда полезно посмотреть на альтруизм хотя бы со стороны, — фыркнул Глеб, и я улыбнулась. — Поэтому давай, звони им, радуй. Я сейчас скажу Николаю, чтобы подготовил вторую гостевую комнату. Напротив твоей как раз ещё одна есть.
Глеб вдруг резко помрачнел, и я, моментально уловив разницу в его настроении, осторожно поинтересовалась:
— Что-то не так?..
И чуть не упала, когда Глеб, вздохнув и посмотрев на меня как-то виновато, спросил:
— Ты с Николаем встречаешься?
— Что?.. Нет, конечно! Мы просто друзья.
Ответив так, я несколько секунд таращилась на мужчину, хлопая глазами и не понимая, при чём тут Ник и зачем Глеб вообще задал этот вопрос. Но говорить что-то ещё опасалась — слишком уж горячим был его взгляд, направленный на меня в ответ. От этого взгляда, казалось, даже температура в комнате поднялась на пару градусов…
— Спасибо вам, — ответила я глухо и, кашлянув, встала с дивана. — Я пойду, пожалуй, ещё обед готовить…
— Да, — Глеб тоже поднялся. — Иди, конечно.
До двери я шла на негнущихся ногах, по-прежнему ощущая на себе взгляд Глеба. И чувствуя, как постепенно всё сильнее и сильнее разгорается румянец на щеках…
Неужели он… ревнует?
88
Почти до вечера он думал о том, что, может, стоило бы… и всё-таки решился. Сразу после ужина пошёл в комнату Алисы и объявил, что её наказание заканчивается на день раньше.
— Но, Лис, если ты в ближайшее время ещё что-нибудь учудишь, я буду гораздо более суровым, — сказал Глеб со всей возможной строгостью, оглядываясь по сторонам и не понимая, что не так. Это же комната племянницы. Так почему он ощущает себя так, будто не совсем она?
— Не учужу! То есть не учудю! — энергично закивала Алиса. — А… почему ты оглядываешься? Из-за штор, что ли?
— Штор?..
Точно! Те самые заляпанные тёмной краской розовые шторы со звёздочками вновь были девственно чисты. Девчонки отстирали, что ли?
— Мне просто надоели все эти… пятна, — сказала Алиса, чуть покраснев. — Саша и Света оттёрли шкафы, а Тамара отстирала шторы. С обоев смыть невозможно, а то и оттуда убрали бы. Может, ремонт сделаем?
Глеб от радости едва не разрыдался.