Три родинки на левой щеке. Часть III. Перешеек (СИ)

Лина поняла, что всё. Все её просьбы и мольбу будут бесполезны. Сейчас Корон уйдёт. Вслед за этим неизвестным мороком, незнамо куда. Один, без еды, без тепла ночью. Вряд ли он вообще об этом подумает.

— Тогда я пойду с тобой, — Лина догнала брата и схватила его за руку.

Корон обернулся и посмотрел на сестру. Его взгляд был спокойным. Нет, равнодушно-пустым.

— Нет, — ровным голосом сказал он, — на этом пути ты мне не нужна. Ты мне ничем не сможешь помочь. Оставайся здесь, с теми, кто может за тобой присмотреть.

Лину будто ударили. Не резко, хлыстом, а чем-то тупым и тяжёлым, вроде дубинки, несколько раз. Корон отвернулся и это было последним ударом. Лина упала на колени, чувствуя, как слёзы текут по щекам. Она ему не нужна. Ничем не поможет. Никчёмная девчонка, годная только реветь и путаться под ногами.

На плечо ей легла маленькая ладонь.

— Он не будет один, — шепнула ей на ухо Рысь.

Она уже была собрана и готова отправиться в неведомый путь.

— Корон! — окликнула девочка и он остановился.

Несколько больших быстрых шагов — и они казались рядом.

— Русый Горностай, позволь мне называть тебя другом, — решительно, будто бросаясь в безнадёжный бой, произнесла охотница.

Корон повернулся к ней. Его лицо даже выражало отблески каких-то добрых чувств.

— Позволяю, — кивнул он, — о, Золотая Рысь, позволь и мне называть тебя другом.

Рысь на несколько мгновений замерла, наклонив голову набок, будто снедаемая сомнениями.

— Кла. Айа, — судя по тону, это было согласие.

Рысь подняла правую руку и положила ладонь на затылок Корону. Тот, практически одновременно, повторил жест. Их лбы соприкоснулись.

Слёзы окончательно начали застилать глаза. Друзья… Ещё бы. Ведь Рысь умеет ходить по лесу, искать дорогу, добывать пищу, и тысячу других важных и полезных вещей. Не то что глупая, никчёмная сестра…

— Ты несколько раз отвечала отказом, — заметил Корон. Лина ещё могла расслышать его голос, — что изменилось?

— Белка сказала, что так будет правильно, — ответила Рысь.

Они пошли дальше. Но перед тем, как окончательно скрыться в зарослях, остановились.

— Прощайте! — крикнул издали Корон.

— До свидания! — поправила его Рысь.

* * *

Маиран остановился. В десятке шагов перед ним сидела Лина. Но пройти эти десять шагов было сложнее, чем оттопать пол-Перешейка.

Лина представляла собой олицетворение отчаянья. Она сидела, обхватив руками колени и уже даже не покачивалась. Казалось, сейчас силы её окончательно покинут, и она просто рухнет на землю.

Маиран видел, как к ней подходил Дон, но Лина прогнала огородника чуть ли не пинками и он, как ни странно, отступил. Примерно то же произошло и с Ависар. Но оставлять этот так было нельзя. Просто нельзя.

Он даже вообразить себе не мог, насколько одинокой Лина сейчас чувствует себя. Долгий изматывающий путь, Конья Горка, уход Корона. «Ты мне не нужна». Как у Корона вообще язык повернулся такое сказать? Можно было сколько угодно говорить, что Корон не в себе, что он не соображает, что говорит, но… Когда Корон это произносил, Маиран будто почувствовал, как Лине нож вонзается прямо в сердце.

Маиран сделал два шага вперёд. Нельзя. Нельзя её вот так оставлять.

Эти два шага воскресили в памяти их разговор с Линой, тот в котором она рассказывала о Марко. А потом… Бездыханное тело, пронзённое его мечом.

Маиран замер. Сейчас он всем своим существом, всем телом буквально ощущал на себе, что значит «раздираемый сомнениями». Он не мог ступить ни вперёд, ни назад, даже вздохнуть толком не мог. Это было гораздо хуже, чем то, через что он прошёл в ночь их пленения в лагере возле Хранилища. Хуже, чем первое знакомство с Фриссом.

Левая нога вдруг подогнулась, и Маиран упал бы, если бы не схватился за стоящее рядом дерево. Его сковывала противная слабость, сердце билось, как бешеное.

Он хотел сделать так, чтобы Лине стало легче. Всем сердцем желал этого. Готов был сделать что угодно. Вот только… Он понятия не имел, что надо сделать. Как понять? Как узнать, какое его действие ей навредит, а какое — поможет? Какая магия тут была бы полезна? «Вран наверняка смог бы», — отрешённо подумал Маиран, «если бы захотел. В своей жутковатой манере, но смог бы». Но он не Вран. Он никогда не понимал, что творится у людей внутри.

Чуть не зарычав вслух, преодолев слабость, он сделал ещё пару шагов. Теперь он стоял достаточно близко для разговора. Но достаточно далеко для отступления.

— Лина… — голос был будто бы чужим.

Лина подняла голову и посмотрела на него. Заплаканное красное лицо, пряди волос прилипли ко лбу. Возле левой брови назревал синяк. Но глаза были сухими. И колючими. Один неверный шаг — и она прогонит его. И снова останется одна, наедине со всем, что её снедает.

— Лина, — Маиран не знал, что сказать, и потому сказал, как есть, — я не могу смотреть, как ты… одна. Больше не могу.

Она моргнула, взгляд стал мягче. Она слушала его. И слышала.

— Я понимаю, что я… После того, что я сделал…

Что? «Не могу к тебе подойти»? «Не имею права просить прощения»? Что он мог сказать?