Три Рождества, которые мы провели вдали от дома

Жизнь, по крайней мере привычная для страны, изменилась неузнаваемо. Летнее солнце сияло в чистом синем небе по-прежнему, но летние игры ушли в прошлое. На травяных лужайках Англии больше не стучали крикетные и теннисные мячики, на пестрящих цветами лугах стали редкостью полные снеди корзины для пикников. Напуганные матери пристально следили за играющими на улице детьми, то и дело поглядывая на небо. Дети жаловались, что им не дают насладиться солнышком и загоняют домой, не позволяя закончить игру. Когда на землю обрушивался ливень, то это была не целительная влага, а бомбы бесконечных размеров и всех форм, на какие только была способна людская изобретательность; град зажигалок мог устроить за считаные минуты до трех сотен пожаров. Одни дома рушились, другие получали такие сильные повреждения, что их приходилось срочно сносить. Количество убитых и раненых увеличивалось с устрашающей скоростью, и родители, еще недавно отказывавшиеся от эвакуации своих детей, теперь умоляли власти отправить их куда-нибудь, где есть хоть какая-то надежда на безопасность.

Добровольная служба Фреда отнимала все больше времени по мере того, как росли потери среди самих дежурных. Налеты продолжались, и семья видела его реже и реже. Он возвращался домой обессиленный и голодный, но сил, чтобы есть, у него не оставалось; от него всегда пахло дымом и руинами. Сам он к этому не стремился, но чем больше ему приходилось трудиться вне лавки, тем старательнее заменяла его там Флора.

В начале сентября легкое ранение во время дневного налета, затронувшего ее фабрику, получила Роуз. Ее отвезли в больницу графства, где уложили на ту же койку, на которой лежала несколькими месяцами раньше Дейзи. Через несколько дней два корпуса больницы были разбомблены, погибло много больных и две медсестры. Роуз не придавала значения собственным ранениям и предпочла рассказать родителям о невероятной отваге одной из больничных медсестер.

– Представляете, эта медсестра взяла ведерко со шприцами, все с морфием, сильным средством, и стала искать в темноте, в дыму, среди разломанной мебели, под койками раненых пациентов. Дважды она шарила среди обломков, раскапывая пострадавших. Ориентируясь по крикам и стонам, нашла одну несчастную, оказала ей помощь и продолжила поиски. Раньше я не представляла, что возможна такая храбрость! – Роуз умолкла, вспоминая мертвые тела на пустоши. «А от меня не было никакого толку, – думала она. – Дейзи так мне и сказала…»

Когда Роуз выписали долечиваться дома, она очень обрадовалась. Большинство ее соседок по палате получили серьезные травмы, и ей было стыдно за свои сравнительно несильные ранения головы и рук. Родители настояли, однако, чтобы она продолжила серьезное лечение, и решительно отмели ее просьбу одеться, чтобы вернуться на работу. Флора и Дейзи преисполнились решимости ее выхаживать.

Каждый вечер, заперев лавку, Флора и Фред садились по разные стороны от постели Роуз и смотрели друг на друга. Один сын погиб, другой пропал без вести, дочь ранена… Когда все это кончится?

– По крайней мере, Фред, с нами наши девочки, – повторяла Флора. – Здесь им безопаснее, чем где-нибудь еще.

Фред старался ее подбодрить.

– Молния не ударяет дважды в одно место, Флора. Как только нашей девочке разбинтуют руку, она вернется на завод и снова станет собирать пулеметы. – Он улыбнулся дочери. – Правда ведь, милая?

– Конечно, папа. – Она вытягивала раненую руку, подражая лорду Китченеру на плакате времен Первой мировой войны. – Он хотел, чтобы мы подняли и удержали эту гирю, мама; в нынешней войне Черчилль хочет того же.

Но Флору ничто не убеждало.

До войны Дейзи, ее сестра, все их подруги понятия не имели о скуке: ходили вместе в кино, на танцы в местные клубы и в церковь. Они с Роуз играли в теннис, Дейзи пользовалась спросом как партнерша в парной игре. Но грянула война – и жизнь резко изменилась. Друзья и подруги стали другими. Одни тут же записались в армию: никто тогда не сомневался, что война скоро кончится, зато армия предлагала стабильную оплачиваемую работу и возможность попробовать что-то новое. Другие враз посерьезнели, кто-то, наоборот, стал невыносимо легкомыслен. Война не обошла никого.