Три секунды

Пит мог бы ответить и на этот вопрос. Но он медлил, искоса рассматривая Кшинувека, «Партия. Оставили квартиру в состоянии, которое мне не нравится». Этот респектабельный бизнесмен знает, о чем говорит. Но слова — такая странная штука. Если их не произносить вслух, то их и не существует. Никто в этом кабинете не заговорит о двадцати шести килограммах амфетамина и о казни. Не заговорит в присутствии того, кто официально ни о чем таком не знает.

— Если бы соглашение о том, что я, и только я, руковожу операцией в Швеции, соблюдалось, ничего бы не произошло.

— Что вы хотите сказать?

— Если бы назначенные вами сотрудники следовали вашим же инструкциям и не проявляли собственной инициативы, такая ситуация не возникла бы.

Операция. Собственная инициатива. Ситуация.

Хоффманн снова посмотрел на Крышу.

Все эти слова мы говорим ради тебя.

Но зачем ты здесь? Зачем сидишь рядом со мной и слушаешь то, что может значить все и не значить ничего?

Я больше не боюсь.

Но еще не понимаю.

— Надеюсь, подобное не повторится.

Он не ответил. Последнее слово — за заместителем. Так работает система. Пит Хоффманн хорошо играл свою роль в этом спектакле, иначе, он знал, его ждет гибель: жизнь оборвется в тот момент, когда он станет Паулой, и тогда ему суждено кончить, как тому покупателю…

Он знал свою роль, свои реплики, он лучше отрепетировал спектакль — и он не умрет. Пусть умирают другие.

Крыша слегка пошевелился — еле-еле, но отчетливо кивнул заместителю.

У него был довольный вид. Хоффманна одобрили.

Заместитель на это и рассчитывал. Он поднялся, еле заметно улыбаясь.

— Мы собираемся немного расшириться на закрытом рынке. Мы уже вложили деньги в дело и освоили все секторы рынка в соседних скандинавских странах. Теперь освоим и ваш регион. Швецию.

Пит Хоффманн молча посмотрел на Крышу, потом на заместителя.

Закрытый рынок.

Тюрьмы.

* * *

Резкий направленный свет отражался в обеих металлических скобах. Кранц насыпал на одну скобу голубого порошка, долил воды и попросил Гренса стянуть зеленую простыню, которой было накрыто человеческое тело на стоящей посреди морга каталке.

Обнаженный мужчина.

Бледная кожа, хорошо сложенный, не старый.

И лишенное кожи лицо. Голый, чисто вымытый череп на в остальном неповрежденном теле.

Все это вместе представляло собой странное зрелищ, но кожа могла помешать найти правильный ответ, и поэтому ее удалили.

— Альгинат. Возьмем альгинат. И хватит. Есть составы подороже, но не будем их тратить на вскрытие.

Криминалист раздвинул челюсти мертвеца, прижал к верхним зубам скобу с голубой массой и крепко держал пару минут, пока смесь не застыла.

— Фотографии, отпечатки пальцев, ДНК, отпечатки зубов. Я доволен.

Он сделал два шага назад по стерильному полу и кивнул Людвигу Эррфорсу, патологоанатому.

— Входное отверстие.

Эррфорс указал на обнаженный череп и правый висок.

— Пуля вошла в os temporale,[15] а замедлилась вот в этом месте. — Он прочертил пальцем линию в воздухе от большой дыры в виске к середине черепа. — Ясно видно, как оболочка пули ударила в твердую кость и разделилась, получились две пульки меньшего размера, вот и два выходных отверстия слева. Одно — в мандибуле, нижней челюсти. Другое — в os frontale.[16]

Гренс посмотрел на Кранца. Криминалист был прав с самого начала, еще когда сидел на корточках в той квартире.

— И вот это, Эверт. Я хочу, чтобы ты особенно внимательно посмотрел вот сюда.

Людвиг Эррфорс держал правую руку мертвеца — странное ощущение: мышцы не реагируют, что-то, что совсем недавно было живым, стало как будто резиновым.

— Видишь? Отчетливые отметины на запястье. Кто-то держал его за руку post mortem.

Гренс снова глянул на Нильса, тот с довольным видом кивнул. Он и здесь оказался прав. Кто-то брал за руку убитого после смерти. Кто-то хотел, чтобы все выглядело как самоубийство.

Гренс отошел от освещенной каталки посреди зала и открыл окно в коридоре; на улице было темно, уже и поздний вечер заканчивался.

— Ни имени. Ни истории. Мне нужно больше. Я хочу подобраться к нему поближе.

Он внимательно посмотрел на Кранца, потом на Эррфорса. Ждал. Наконец судебный медик откашлялся.

Всегда найдется что-нибудь еще.

— Я посмотрел пару зубных пломб. Вот этой, почти посреди нижней челюсти, лет восемь-десять. Совершенно точно — шведская. Видно по работе, по качеству, по материалу — он сильно отличается от того, что в Европу импортируют из Тайваня. У меня тут один лежал на прошлой неделе, чех с пломбами в нижней челюсти — так у него каналы были запломбированы цементом, это… весьма далеко от того, что у нас считается приемлемым.

Руки патологоанатома скользнули от лишенного кожи лица к животу.

— Ему вырезали аппендикс. Вот шрам. Хорошая работа, аккуратный шов и толстая кишка сшита технично. Операцию явно делали в шведской больнице.

Глухой звук и ощущение, что земля содрогнулась. Почти в полночь по обнесенному оградой участку, мимо окон центра судмедэкспертизы в Сольне проехал грузовик.

Людвиг понял вопросительный взгляд Гренса.