— Ну, куда ж без тебя? А я всё думаю, чего это ты тихая ходишь и не просишься. Вот же характер! — покачала головой мама. — Тимош, хочешь, не хочешь, а сам забирай. Или следом сбежит, сами же пожалеем. Ты нашу младшую не хуже меня знаешь.
Так и получилось, что мама с бабушкой остались в деревне, а мы с папой уехали в Лопатино.
— Хорошее место, высокое. — Довольно щурился отец.
Мужики помогли ему выкопать большую яму. Мы с Тосей только и делали, что бегали с кастрюлями да тарелки мыли. Руками помогали, но кормить работников обязан был тот, кому помогают. А вот Дина медленно скребла стены и пол получавшегося котлована. В итоге получился вырезанный в земле прямоугольник. С реки мы в четвёртом натаскали песка и крупных камней. Потом уж отец выкладывал стены в будущем подвале и фундамент, а мы подтаскивали ему камни. Помогали нам и соседские мальчишки. Точнее мальчишка там был один, Гена, ровесник нашей Дины. А вот братья у него прибыли в отпуск. Оба были курсантами. Старший Алексей только окончил училище и был направлен на службу в Беларусь. А второй, Борис, ещё только закончил третий курс. Гена, судя по разговорам, тоже собирался идти следом за братьями и становиться офицером. Как и их покойный отец, и дед, и ещё много поколений назад.
Отец оставлял старый дом деревне, а вот на новый взамен получал лес. Только сейчас у него уже была семья, а не только мама, наша бабушка. Приехавшая через два месяца мама, только что за сердце не схватилась.
— Тимоша! Это ж не дом! Это ж сельский совет! — шептала она. — А крыша! Это где ж ты на крышу железа раздобыл?
— Фундамент у дома каменный или только поверху? — обходила дом бабушка, опираясь на высокую клюку, больше похожую на посох.
— Каменный, мам, — улыбался папа, обнимая жену.
— А под ступеньками что? — бабушка от внешнего вида не млела, в отличии от мамы.
— Камень, мам. Я же знал, кто дом принимать будет! — бабушка всегда и ко всему относилась серьёзно, как она сама говорила, с приглядом наперёд.
С деревенского дома нашего имущества приехало семь телег. Три из них были заполнены книгами. До осенних дождей мы ещё успели поставить забор, выложить отмостку вокруг дома и дорожки к бане и сараю. Скотины завести не успели, и планировали только на следующий год. А вот сад отец разбивал сам. Семь яблонь посадил. Мы с Тосей очень любили яблоки.
Тот год пролетел незаметно. Новая школа, новое место. Отец работал за двоих, мама пропадала в аптеке. Бегала после уроков к ней на помощь и я. Работы в нашей деревне у фармацевта было не в пример меньше.
А летом началась война…
— Тимофей Тимофеевич! Ты чего до меня докопался? — кричал на отца военком.
— Ты голос-то снизь, — спокойно отвечал ему отец. — Знаешь чего. Война идёт. Мобилизация. А ты меня четвёртый раз заворачиваешь.
— Тимофей Тимофеевич, ты ж из души три души вынимаешь, — закурил наш сосед, ветеран Гражданской войны, оставившей ему на память половину деревянной ноги, и военком в одном лице. — Бронь по тебе раз, весь учёт на тебе. Председатель в прошлом году чуть церковь заново не открыл, чтоб благодарственный молебен отслужить, так радовался, что тебя к себе выцепил. И военмед отвод дал, это два. Ты после тифа, да ещё и весь живот по кускам сшит. Пока таких не берут. Здоровьем ты хилый. Какие тебе окопы.
— От оно как, — прищурился отец. — Ну, будем поглядеть.
На следующий день отец пришёл во двор военкомата, взвалил на плечи дубовую колоду, на которой рубили дрова, и начал бегать вокруг комиссариата. Несколько часов спустя, красный от злости военком вышел на улицу.
— Сдобнов, зайди. — И сплюнул.
Вечером отец собирал вещи. С собой он забирал и награды за прошлую войну, и опасную бритву.
— Пап… — спросила тогда я. — На войне страшно?
— Страшно, Ань. Но знать, что там творят, и что если проиграем, это всё сюда докатится, ещё страшнее. — Ответил отец. — А так, главное к румынам в плен не попадать. Вот те черти.
Тем же вечером отец пошёл в баню вместе с мамой, а потом долго сидел на крыльце нашего дома и курил. Только Дина осмелилась нарушить его уединение и прижаться к отцовскому боку.
— Я в мешок положила… Аптечку собрала. Всё подписала. И бумаги. Пиши, Тимош. — Пыталась улыбаться сквозь слëзы мама. — И… Выварку мухоморную в серой фляжке. Суставы мазать, если колено опять болеть начнёт. Или… На крайний случай…
— Я знаю, Матрён. Видел. Ты умница у меня. Ждите. Дел ещё столько переделать надо. Пока не вернусь, девчонок держи в строгости. Видные девки уродились, да в возраст уже входят. Без моего одобрения, чтоб замуж не шли! — улыбался отец. — И не провожайте.
— Сам ведь знаешь, что пойдём. — Вздохнула мама.
Тех, кто уходил на фронт, приехала забирать машина. В кузове стояли скамейки, где и рассаживались после недолгой переклички новые красноармейцы. Машина тронулась. Мы потом так и не смогли вспомнить, кто первым из детей побежал за грузовиком. Но бежали мы долго. Спотыкались, падали и снова поднимались. Протягивали отстающим руки…