Три сестры. Диана (СИ)

— Это не белка, — засмеялся Гена. — Это хорёк. Их здесь уйма. А ещё зайцы. Те наглючие! Вообще не боятся. Но они не опасные. Вот ребята за неделю до моего отъезда на обходе кабанов видели. Представляешь, Дин, к людям вышли из своей глуши.

— Ген, мне кажется, что это кабаны не поняли, чего это люди припёрлись к ним в глушь! — выдохнула я.

Сейчас я, сидя у окна на третьем этаже офицерского дома, любовалась строгим военным городком. Где про каждое здание я могла рассказать, как его строили, как добивались утверждения и выделения стройматериалов. И где большая часть жителей выросла у меня на глазах, в построенном мною детском саду, где я же была заведующей.

Здесь прошла большая часть моей жизни. И, безусловно, лучшая. Здесь не было тяжёлой памяти. Здесь родился мой младший сын. Сюда мы с мужем принесли из роддома внучку, считая, что не важно, сколько дней она проживёт. Но эти дни будут здесь, дома. А дома как известно и стены помогают.

На верхней полке старого буфета ожили часы. Старые, их ещё моя бабушка приобрела до революции.

Раз в сутки опускалась панель средней части, и под тихий переливчатый звон луна и звeзды медленно опускались, а солнце поднималось.

Сегодня что-то произошло, ночные светила до конца не опустились, а солнце замерло на подъёме. И часы замолкли. Баюн вскинул голову и прищурил свои глазищи, глядя на часы.

— М-да, — вздохнула я. — Похоже, всё, сломались. Их и раньше-то починить целая проблема была. Сейчас, наверное, и не возьмётся никто.

Неожиданный грохот рядом заставил вздрогнуть. Чёрно-белая сорока целеустремлённо билась в окно, не замечая, что теряет перья. Баюн, утробно зарычав, вытянулся и ударил лапой по стеклу. Надрывно и истерично треща, сорока неровно отлетела в сторону.

— Вот оно что, — проводила я её взглядом. — Жаль, если в этот день уйду. Испорчу сыну день рождения.

Тридцать первого декабря одна тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, на окраине станицы Полтавская Краснодарского края, я родила своего старшего сына, Игоря. Поэтому и Новый год мы обычно отмечали у него, поздравляя сначала с днём рождения. Но уже лет пять, после того, как младший построил большой дом в соседнем с частью посёлке, собирались у него. Места больше.

— Успокаивать пришёл? — улыбаясь я гладила кота, спрыгнувшего с окна ко мне на колени. — Да мне не страшно, родной. Это была очень долгая жизнь. Полная побед и поражений. Но я жила в великое время, когда кругом, по одним со мной улицам, ходили герои.

Уходить я действительно не боялась. Вот оказаться запертой в немощном теле, прикованном к кровати, это страшно. Обе своих частичных парализации я вспоминала с ужасом. И верила, что вставала благодаря и ради Альки. А сейчас почему-то поселилась уверенность, что Костлявая решит в этот раз последнее слово оставить за собой.

Я смотрела в окно на заснеженные ели, а видела только-только начавшие цвести молодые яблоньки, посаженные отцом.

Глава 2

Как и у многих в моём поколении, моё детство закончилось в сорок первом году. Ещё вчера, совершенно беспечные, мы носились стайками вдоль улицы, с холма к реке, к небольшой заводи, где всей лопатинской малышнeй ловили раков, в лесок, чтобы присмотреть уже подходящие ягодные полянки.

Или помогали родителям. В каждой семье, у каждого её члена, даже самого маленького, были свои обязанности. И все всегда были при деле.

— Никогда не смотрите на то, кто и как живёт. Не говорите, что вот они богатые, — учила нас бабушка, вдова потомственного ростовщика из еврейских переселенцев. — А когда хочется так сказать, всегда вспоминай, что обсуждая чей-то достаток, ты говоришь о собственной лени и глупости. Богатство под ногами лежит, его всего-то и надо, что поднять. Но спину погнуть придётся.

Эти слова мы с сёстрами друг дружке и повторяли, когда собирали небольшие камни-окатыши и выкладывали ими дорожку вокруг забора на метр, широкую площадку перед воротами, дорожку от ворот к дому, бане, сараям, леднику. Чтобы грязи возле дома и на дворе не было.

— Что, девоньки, спина никак болит? — спрашивала бабушка.

— Ага, — кивала я, утаптывая камни в подготовленной для этого небольшой канаве.

— Зато дом со стороны смотрится красивым и богатым. — Фыркала Тося. — Это от богатства спину ломит!

— Нет, это от жадности. Могли бы и не поднимать эти камни, не таскать, и не укладывать. — Усмехалась бабушка.

Такие её присказки почему-то запоминались. Просто врезались в память, и гораздо надёжнее, чем всякие поучительные нравоучения.

И буквально за день мы стали взрослыми. Маленькими по возрасту и росту, но постаревшими в душе. Мы взрослели, провожая отцов и братьев на фронт. Коротая время в тревожном ожидании почты. Видя почерневшие лица своих односельчан, получивших похоронки. Замирая у приёмников, когда звучали слова, останавливающие всё вокруг.

«От Советского Информбюро»…