Три слова о войне

– Простите, что я здесь у вас так долго примеряю эти платья. Но мне просто трудно уйти. Наш город перестает быть красивым, вы замечаете? И смерть может быть возвышенной, замечательной, не так страшно, что из-за этих бомбардировок все мы в любую секунду можем погибнуть. Но из города уходит красота. Я раньше увлекалась новинками моды. Знаете, недавно в одном из номеров «Фрауенварте» прочла советы моды. Видели? Как нас учат делать купальные костюмы из банных халатов и мужской одежды. Наверное, они думают, что наши мужья уже никогда не вернутся к нам с войны, и заботятся о том, чтобы их одежда не пропала даром. А раньше в Берлине было столько салонов красоты. Но теперь нам говорят, что немецкой женщине стыдно привлекать к себе внимание посредством броской одежды. Это удел проституток. И стиль моды нам задают парижские проститутки, которые в Германии сотрудничают с еврейскими торговцами одежды. Не знаю, насколько в данном случае права наша партия, но я вижу, что Берлин становится некрасивым.

Возвращаясь домой с работы, я увидела отца моего одноклассника. Я не сразу узнала его. Он воевал на Первой мировой войне и потерял там ногу. Его повесили на фонарном столбе. На табличке, прикрепленной к шее, было написано: «Это ждет каждого, кто будет призывать сдать наш город русским». Рядом с виселицей совсем еще маленький мальчик испуганно жался к маме и, плача, спрашивал ее: «Зачем дяденьке оторвали ногу? Потому что он плохой, да?»

Из нашего города и правда уходит красота.

Глава двадцать седьмая Веселая байка

Потом уже, спустя много лет после войны, будет рассказываться веселая байка о бойцах батальона Самсонова, которые, подойдя к зданию рейхстага, растерялись:

– Рейхстаг-то рейхстаг, да тот ли?

Позвонили полковнику, спрашивают:

– Говорят, есть еще один рейхстаг. Может, это не тот? Какой брать?

– Берите этот. А если окажется, что не тот, берите другой.

Казалось бы, веселая байка. Да только за ней – презрение к человеческой жизни, которая и в мирные дни мало что стоила. Поэтому именно русские брали Берлин. Союзники, сбрасывавшие день за днем бомбы на город, не зная кого они разнесут в клочья – немецкого солдата, ребенка или женщину, понимали, каких жертв будет стоить взятие города. Своих людей было жалко. Потом они будут говорить, что «русским великодушно уступили право взятие города, сделали им милость».

А ведь у бравших Берлин даже не было нормальных карт города.

Глава двадцать Восьмая синяки

Я помню, когда мама плакала в последний раз. Уже после того, как умер отец, она прочла объявление в газете о том, что «имперский комиссар по утилизации старых материалов просит, чтобы женщины сдавали свои волосы, так как те нужны для определенных отраслей промышленности».

У мамы были очень красивые волосы. Но она обрезала их. Я слышала, как мама, плача, шепчет: «Пусть, пусть забирают у меня все. Раз им мало мужа. Все, все пусть забирают». С тех пор она не плакала. Но сегодня я застала ее в слезах.

– Я понимаю, что Лени – твоя подруга. Но она… увела Эльзу…и когда они пришли…Эльза – в синяках…у нее кровь на щеке. Я запрещу Лени жить у нас.

Оказалось, что Лени уже сколачивает отряд из детей соседских домов и заставляет их драться между собой. «Боевая подготовка». Я набросилась на нее. Синяк под глазом моей маленькой сестры, разодранная в кровь щека – хороша плата за гостеприимство.

– Скоро сюда придут русские, – кричала на меня в ответ Лени. – Ты читала в газетах, что они с нами сделают?! Ты должна быть мне благодарна. Я учу твою сестру защищаться. Мы все уже попали на эту войну. Надо успеть научиться защищаться.

– Оставь в покое мою сестру!

– Это не твоя сестра. Это солдат. Мы все теперь солдаты. Мы не должны отдать город. Мы будем защищаться.

– Оставь в покое ребенка!

– Никто сейчас не имеет права быть ребенком. Что, ты хочешь сдать город?! Может быть, ты такая же, как твой отец?! Может быть, ты пишешь эти гнусные листовки, которые говорят, что нам всем надо сдаться?!

Лени смотрела на меня такими злыми глазами, что я вспомнила про фонарный столб, на котором повесили отца нашего одноклассника. А ведь Лени может написать на меня заявление.

Дружба – странная вещь.

Глава двадцать девятая Тюрьма

В тюрьме неизвестно было, как идет война. Никто не думал, что их сроки окончатся так быстро, и они выйдут на свободу под звуки выстрелов из стен тюрьмы, разрушенных артиллерийским огнем. Часовые сначала еще пытались удержать заключенных, но когда поняли, что им это не удастся, бежали, пытаясь спасти свои жизни и попадая под пули русских солдат. Освобожденные узники чувствовали себя растерянно, слишком неожиданной и страшной оказалась свобода, о которой каждый из них так мечтал.

– Они просят оружие, – объяснил майору Тягунов, немного знавший немецкий. – Говорят, что готовы воевать.

– Какой воевать?! – усмехнулся майор. – Они что, знают, как оружие в руках держать?! А мы им свои автоматы отдавай!