Три солдата

— Выслушаете вы теперь объяснения? — сказал я. — Я еле сдерживаю своё раздражение, но, пожалуй, скоро выйду из себя и тогда, конечно, нанесу вам какое-нибудь повреждение.

— Не буду слушать, пока стою на ногах, — пробормотал он уголком рта. Тут я снова кинулся на него, бросил его на землю, слепого, немого, ослабевшего, и вправил ему челюсть.

— Вы старый дурак, мистер Брегин, — сказал я.

— А вы молодой разбойник, — ответил он, — вы с Энни разбили моё сердце.

И, лёжа на земле, он заплакал, точно ребёнок. Мне было так грустно, как ещё никогда в жизни. Ужасно видеть слезы сильного человека.

— Я готов поклясться на кресте, — сказал я.

— Мне нет дела до ваших клятв, — ответил он.

— Вернёмся к вам домой, — сказал я, — если вы не верите живым, вы должны выслушать мёртвого.

Я поднял Брегина и потащил его к нему в квартиру.

— Миссис Брегин, — говорю, — вот человек, которого вы, может быть, вылечите скорее, чем я.

— Вы опозорили меня в глазах моей жены, — прохныкал он.

— Разве? — спросил я. — Глядя на лицо миссис Брегин, я думаю, что мне попадёт больше, чем попало вам.

И действительно попало! Энни Брегин рассвирепела от негодования. Нет ни одного известного приличной женщине ругательного названия, которым она не наградила бы меня. Однажды в дежурной комнате полковник минут пятнадцать расхаживал вокруг меня, как обруч вокруг бочонка, и бранил за то, что я, полураздетый идиот, отправился в лавку; но все, что когда-либо сходило ради меня с его острого языка, было мягко, как стакан имбирного пива, в сравнении со словами, которые сказала мне Энни. И заметьте, так всегда поступают женщины.

Когда она замолчала, чтобы перевести дух, и наклонилась над своим мужем, я сказал:

— Все это правда: я негодяй и вы честная женщина, но неужели вы не скажете Брегину о маленькой услуге, которую я оказал вам?

Как только я это проговорил, в ту же самую минуту капрал опять подошёл к веранде; Энни Брегин вскрикнула. Луна поднялась, и мы могли разглядеть лицо призрака.

— Я не могу найти её, — сказал капрал и вдруг рассеялся, как дым от свечки.

— Святые, защитите нас от зла! — прошептал Брегин и перекрестился. — Это Флехи, из полка тайронцев.

— Кто он? — спросил я. — Ведь он порядочно-таки поборолся со мной сегодня.

Брегин рассказал нам, что Флехи был капралом; что три года тому назад в этих комнатах его жена умерла от холеры; что он сошёл с ума и, когда его похоронили, стал расхаживать, отыскивая её.

— Ну, — сказал я Брегину, — последние две недели он выходил из Чистилища, чтобы каждый вечер бывать в обществе миссис Брегин. Итак, скажите миссис Кин (я знаю, она болтала вам, а вы слушали), что ей следует понимать разницу между живым человеком и привидением. Она была три раза замужем, а ваша жена слишком хороша для вас. Между тем вы бросаете её, предоставляя привидениям и всяким там злым духам надоедать ей. Никогда больше не буду я из вежливости разговаривать с чьей-либо женой. Покойной ночи вам обоим. — Так я ушёл после борьбы с женщиной, с мужчиной и с дьяволом, все — в течение одного часа. Я дал отцу Виктору одну рупию за мессу, за упокой души Флехи, ведь я потревожил его, двинув кулаком его особу.

— У вас широкие взгляды на вежливость, Мельваней, — заметил я.

— Это зависит от точки зрения, — спокойно произнёс он, — Энни Брегин никогда меня не любила. Тем не менее я не хотел оставить что-нибудь невыясненное, за что Брегин, пожалуй, опять вздумал бы зацепиться и снова рассердился бы на неё, раз откровенное замечание могло разъяснить дело. Лучше всего в мире — откровенность. Орзирис, дай-ка мне заглянуть вон в ту бутылку, потому что у меня в горле пересохло совершенно так, как в ту минуту, когда я думал сорвать поцелуй с губ Энни Брегин. А это было четырнадцать лет тому назад. О, мой родной Корк и его голубое небо! И какие времена, какие времена тогда были!

С ЧАСОВЫМИ

— Святая Мария, милосердная Матерь небесная, зачем дьявол занёс нас сюда и зачем мы торчим в этой унылой стране? Скажите, сэр!

Так говорил Мельваней. Время действия — час душной июньской ночи; место действия — главные ворота Форта Амара, самой унылой и наименее привлекательной крепости во всей Индии. Что я там делал в то время — касается только сержанта м-ра Греса и часовых.

— Сон, — продолжал Мельваней, — вещь излишняя. Часовые бодро простоят до смены.

Сам Мельваней был обнажён до пояса; на соседней койке лежал Леройд, и с него стекали струйки воды, которой одетый только в белое нижнее платье Орзирис полил его из меха; четвёртый рядовой, лёжа с открытым ртом в полосе света, падавшего из большого фонаря, что-то беспокойно бормотал. Под огромной кирпичной аркой стояла страшная жара.

— Не припомню ночи хуже. Ох! Не выволокли ли на землю весь ад? — продолжал Мельваней.

Порыв раскалённого, обжигающего кожу ветра прорвался сквозь решётчатые ворота, точно морская волна; Орзирис выругался.

— Легче ли тебе, Джек? — спросил он Леройда. — Положи голову между коленями, и через минуту все пройдёт.