Три солнца. Повесть об Уллубии Буйнакском

Внезапно размышления Уллубия были прерваны: кто-то осторожно тронул его за локоть. Оглянувшись, Уллубий увидел улыбающуюся мальчишескую физиономию того самого парня, который только что дерзко глумился над самозваным имамом.

— Вы думали, меня зарежут? — спросил он, с дружелюбным любопытством разглядывая своего нежданного защитника.

— Еще бы! — ответил Уллубий. — Что стоит мяснику разделать еще одну тушу.

— Как бы не так! — тряхнул головой парень. — Вы не глядите, что я на вид такой щуплый. Еще не известно, как бы дело обернулось!

— Так ведь у него и пистолет был. А у тебя только кинжал. Да и тот чужой.

— Подумаешь, пистолет!.. Тут главное — не растеряться! Был его пистолет, а стал бы мой!.. — И, небрежно махнув рукой, словно поставив точку на этой не слишком интересной для него теме, он живо спросил: — А как вам понравилось шествие? Какой смешной этот карлик Узун-Хаджи, верно?.. А как вы думаете, зачем они устроили весь этот переполох?

— Показать свою силу хотят, — усмехнулся Уллубий. — Чтобы запугать всех недовольных, всех своих противников. В первую очередь, конечно, большевиков.

— Ну, большевиков-то этим не напугаешь! — живо откликнулся парень. И как бы заново внимательно оглядел с ног до головы своего собеседника — худощавого, невысокого человека в пенсне, в черной косоворотке, в старой, видавшей виды студенческой фуражке с потускневшим лакированным козырьком. — А знаете, — вдруг без всякого перехода сказал он, — я самого Махача видел. Ходил к нему домой… В нашем ауле таких, как я, много. Мы все — за большевиков… Землю у богачей уже отобрали, беднякам роздали… Эх, жаль, у меня коня нету! А то бы я уже давно в отряд записался!

— А ты из какого аула? Да и вообще не пора ли нам с тобой познакомиться? — прервал его Уллубий.

— Юсуп меня зовут. Я из Кумуха, — ответил парень.

— Лакец, значит? Почему же так хорошо говоришь по-кумыкски?

— Э, чего только не умеет лакец-лудильщик! — усмехнулся Юсуп и доверительно добавил: — К нам Гарун Саидов приезжал. С заданием от Буйнакского. Листовки привез… Мы в Кумухе кружок организовали. А вы тоже большевик?

— А что, похож?

— Вы похожи на студента…

— А все студенты теперь большевики — ты это хочешь сказать?

— Да нет! Я вот не студент, а в большевики записался. А как вас звать? Вы мне так и не сказали.

— Скажу, все скажу… Не торопись…

Внезапно Юсуп как завороженный остановился перед яркой афишей на стене гостиницы Крайнева.

— Прочтите, пожалуйста, что тут написано? — застенчиво попросил он, стыдясь признаться, что не умеет читать.

— «В клубе «Ореанда» будет показана новая кинолента братьев Унрод», — прочел Уллубий.

— Это что, цирк приехал? А Сали-Сулейман тоже будет бороться?

— Нет, это не цирк… Это новая фильма…

Оказалось, Юсуп понятия не имеет о том, что такое «фильма», и даже не слыхивал о существовании синематографа.

Вскоре они опять вернулись к тому, что их обоих занимало больше всего, — к имаму Гоцинскому. Юсуп буквально засыпал Уллубия вопросами: кто такой Нажмутдин Гоцинский? Откуда он взялся? Почему еще недавно о нем ничего не было слышно, а сегодня все только про него и говорят?

Уллубий объяснил, что несколько дней тому назад в высокогорном ауле Анди, на берегу реки Эйзенам, перед толпой фанатиков шейх Узун-Хаджи, воздев руки к небу, объявил, что ночью он беседовал с самим пророком и тот велел объявить Нажмутдина Гоцинского имамом Дагестана и Северного Кавказа. Толпа опустилась на колени и стала молиться за нового имама… Здесь, в Темир-Хан-Шуре, Гоцинский этого так легко никогда не добился бы. Вот чем объясняется этот торжественный въезд в город. Сейчас, наверное, митинг будет.

— Ты думаешь, его только большевики не признают? — спросил Уллубий. — Как бы не так! Даже между алимами идут споры. Кое-кто из них тоже не хочет признавать этого самозванца своим духовным вождем…

— Почему? — удивился Юсуп.

— Потому что даже они понимают, откуда взялась эта внезапная горячая преданность Гоцинского шариату. Он — крупный помещик, владелец десятитысячной баранты. Новая власть грозит отобрать у богатеев их неправедно нажитые богатства. А шариат, как известно, провозглашает неприкосновенность частной собственности.

Юсуп слушал Уллубия, раскрыв рот.

— А ну-ка прибавь шагу! А то опоздаем! — поторопил его Уллубий.