Три солнца. Повесть об Уллубии Буйнакском

И в самом деле: со стороны казарм доносился громовой голос дяди Кости, прерываемый яростными одобрительными выкриками накаленных до предела солдат.

— Ну как, братва! Не подкачаете? — выкрикивал дядя Костя.

— Не подкачаем! — хором орали ему в ответ.

— Не дадим в обиду нашу революционную власть?

— Не дадим!

— Не позволим гадам издеваться над революцией?

— Не позволи-им!!

— Уничтожим гнездо контрреволюции! Раздавим их, как гадюк!

— Раздавим! Ура-а!

— Тогда, если вы мне верите, за мной! На Шуру!

— На Шуру! Ур-ра-а! — ревела возбужденная толпа.

Авербух, как всегда с головы до ног увешанный оружием, возвышался на грубо сколоченной дощатой трибуне и, потрясая кулаками, распалял и без того бушующие страсти как только мог.

«Да, эта ситуация, пожалуй, поопаснее той», — мысленно сказал себе Уллубий, вспомнив попытку Авербуха разоружить Мусульманский комитет. Там в его распоряжении было всего-навсего десяток солдат, а тут целая воинская часть: сотни доведенных до истерического состояния, потерявших голову вооруженных людей.

С трудом протиснувшись к трибуне, Уллубий поднялся на дощатый настил и молча встал рядом с дядей Костей. Авербух хотя и растерялся слегка, однако не подал виду.

Спокойно, как союзнику, он протянул председателю Ревкома свою мощную ладонь.

— Что, товарищ Авербух, решили воевать? — с едва заметной усмешкой спросил предревкома.

— Да, товарищ Буйнакский! — громко ответил дядя Костя. — Будем воевать! Кончилось наше терпение! Хватит! Нет больше сил спокойно глядеть, как эти гады стреляют наших. Конец этой контре! Пришел их последний час!

— Опять, значит, вы своевольничаете? — укоризненно спросил Уллубий. Он говорил, обращаясь к одному Авербуху, но тот отвечал громко, словно бы призывая в свидетели всю толпу, взывая к ее сочувствию и поддержке.

— Вы, товарищ Буйнакский, меня не одергивайте! Я не теоретик! Я революционер-практик. Теория для меня все равно что манная каша. Вы меня теориями не накормите. Мне надо действовать! Мировой пролетариат не ждет!

— И поэтому вы хотите один идти войной на Шуру? — насмешливо спросил Уллубий.

— То есть как это один? — возмутился Авербух. — Вон сколько у меня орлов! Верно я говорю, ребята?

— Верно! Ура-а! Даешь Шуру! — заорали в ответ «орлы».

«Да, — подумал Уллубий, — тут уговоры не помогут». Быстро оценив обстановку, он мгновенно принял решение.

— Я не оговорился, товарищ Авербух! — нарочно повысив голос, спокойно и жестко сказал Уллубий. — Если вы и в самом деле решили идти войной на Шуру, вам придется воевать в одиночку. Потому что вверенный вам отряд за вами не пойдет!

Красногвардейцы и солдаты порт-петровского гарнизона уже хорошо знали Буйнакского. Одни слышали его выступление на площади, когда он провозгласил в Порт-Петровске Советскую власть, другие знали о нем от товарищей. Так или иначе, фамилия Буинакского для них не была пустым звуком. Поэтому, услыхав, что председатель Ревкома резко возражает их прославленному командиру, солдаты на площади притихли, стараясь вникнуть в существо спора.

— Я говорю вам это не от своего имени, — еще больше повысил голос Уллубий, чтобы его слышали далеко вокруг, — а от имени Порт-Петровского военно-революционного комитета! Никакой войны с Шурой! Революционная власть не может допустить и не допустит, чтобы наиболее преданные сыны революции пали в неравном бою с регулярными воинскими частями, подчиняющимися контрреволюционному исполкому! Неужели вы не понимаете, товарищи, что все это сознательная провокация! Враги революции нарочно хотят столкнуть дагестанцев с русскими! Они ждут не дождутся, чтобы мы с вами попались на эту удочку. Но ничего у них из этого не выйдет. Революции не нужны сотни и тысячи бессмысленно погибших храбрецов. Ей нужны опытные, закаленные воины, сумевшие сохранить себя для будущих суровых боев, из которых мы с вами, товарищи, должны во что бы то пи стало выйти победителями!

В ответ не раздалось ни гневных возражений, ни возгласов одобрения. Не было ни криков ярости, ни криков восторга. Все словно оцепенели. Впечатление было такое, как будто еще секунду назад эта огромная, тысячная толпа находилась под воздействием мощного гипноза. И вот действие гипноза прекратилось. Все как бы вдруг отрезвели. Конфузливо переглядываясь, они словно говорили друг другу: «В самом деле! И как только нам самим это не пришло в голову! Ну и накрутили бы мы с вами дел, ребята, если бы нас не остановили вовремя!»

Однако Уллубий не обольщался. Он ясно сознавал, что в любой момент «гипноз» снова может начать действовать. Надо было ковать железо, пока оно горячо. Поэтому, не давая аудитории опомниться, он поднял руку и, обращаясь к оцепеневшей толпе, властно произнес:

— От имени Военно-революционного комитета предлагаю всем немедленно разойтись!

На мгновение сердце его замерло: а вдруг не послушаются, не подчинятся? Что тогда? Ведь тут на карту поставлен уже не только личный авторитет большевика Уллубия Буйнакского. Оказав неповиновение его призыву, солдаты не подчинятся приказу высшего органа власти в городе. Как тогда он должен будет поступить?